Недоразумение (Трагедия ошибок)

Она открыла сумочку и достала несколько ассигнаций. Я резко оттолкнул ее и заперся у себя в комнате. Мне хотелось оскорбить кого-то, ударить. Неужели все уже принимают меня за нищего? Да, конечно! А я скоро и стану нищим. Я ломаюсь, когда мне предлагают деньги, но через несколько дней, если я захочу уберечь свое драгоценное самолюбие, то буду вынужден заложить свою скрипку. Мне за нее дадут, вероятно, двадцать тысяч франков, это позволит мне продержаться недели две. А потом — полный крах. Вот до чего я дошел. И Франк это прекрасно знал, он знал все. Я растянулся на кровати. Припомнил эту нелепую историю во всех подробностях. Там не было явных несуразностей, но выглядела она на редкость ребяческой, хоть я и не мог понять почему. Я видел фотографию этого де Баера. И должен был признать, что мы с ним похожи друг на друга как две капли воды. Впрочем, если Франк месяц назад дал себе труд навести обо мне справки, значит, у него были очень веские причины сделать это. С другой стороны, де Баер, даже не страдая полной потерей памяти, мог вполне вести себя как человек, страдающий неврозом. Я кое-что читал об этом. Люди, забывающие то, что вызывает у них особую тревогу, — случай не такой уж редкий. В общем, каждая отдельная деталь была вполне допустимой. Но вся история в целом звучала фальшиво, в ней чувствовался какой-то обман. Но чем я рисковал? Этот вопрос, словно яд, отравлял мне душу. Ведь никто и не требовал от меня, чтобы я поверил этим бредням. Нанимали мое тело, а не мой ум. Этот ангажемент не так уж отличался от остальных. Вместо того чтобы играть на своей скрипке, я буду играть своими глазами, голосом, руками. Какая разница?

Я смочил голову холодной водой, причесался и взял свой футляр. Мне пора было идти. Машина Франка, как только я появился на тротуаре, тут же ловко отделилась от вытянувшихся в ряд машин. Франк ждал меня. Он следовал за мной до самого «Джамбеу». Я видел его в зале, как обычно, погрузившегося в чтение своей газеты. Мне плохо запомнился этот вечер. Я играл как во сне. Я смотрел на Франка. И думал о нотариусе, который сразу же вызовет полицию. Подлог и использование поддельных документов. Франк спокойно потягивал пиво… Он и вполоборота выглядел таким же массивным и упрямым, как бык. Он уже имел некоторую власть надо мной, благодаря своей невозмутимости, уверенности в себе, тяжеловесности. Я не стал противиться, когда он повел меня ужинать. Он заказал, как я и предполагал, обильный, сытный ужин. Однако ничего еще не было решено. Я пока еще был свободен и стал доказывать ему, чтобы не уронить своего достоинства, что у всей этой комбинации нет ни малейшего шанса на успех.

— Жена, даже после долгой разлуки, — доказывал я, — сразу же узнает своего мужа. Есть альковные тайны, которые не могут быть вам известны. Он улыбнулся и наполнил мой бокал рейнским вином.

— Уже многие годы, — сказал он, — Жильберта и Поль спят в разных спальнях. Жильберте слишком многое пришлось перестрадать. Уверяю вас, ваше возвращение не доставит ей радости. Она будет избегать вас, насколько это возможно.

— И все-таки она заметит, что я не тот человек, каким был прежде.

— Она решит, что вы поступаете так нарочно, стараетесь доказать ей, что вы для нее чужой.

Он положил бумажник на стол, и я еще раз собрал все свои силы, чтобы отказаться от чека, но он достал и положил передо мной новую фотографию. Жильберта. Она была очень красива. Красотой статуи. Бесконечно трудно описать красивую женщину. В ней все безукоризненно, безупречно, гармонично. Как бы это сказать? Все — совершенство. Именно такой была Жильберта. Даже глаза ее, очень светлые, которые смотрели и, казалось, не видели, были глазами статуи.

— Вы оскорбляли эту женщину… — сказал Франк. — Вы все сделали, чтобы она разлюбила вас. Вы всегда должны помнить об этом. И вот в эту-то минуту я решился.

Я решился, но в своем обычном стиле: то есть, когда казалось, что я совсем уже согласился, я снова поставил все под вопрос, испытав последнюю вспышку недоверия или, вернее, чувства собственного достоинства. Я не хотел, чтобы он подумал, будто я уступил из корыстных побуждений. Если я долго буду спорить, у Франка создастся впечатление, что я дал согласие по собственной воле. И потом, хоть я слегка осовел после сытного ужина, я прекрасно понимал, что Франка, несмотря на его внешнее спокойствие, бесили мои возражения. Таким образом, я брал реванш и не преминул этим воспользоваться.

— Допустим, — сказал я, — что в первую минуту Жильберта и будет обманута. Но она очень скоро убедится, что я не знаю, к примеру, расположения комнат на вилле.