Недобрый час

Тут пахло дымом из очага, горелым жиром от свечей, уксусом и свежими ранами. На соломенном матрасе лежало тело. Куцее одеяло укрывало его от груди до коленей. Копна рыжих волос подчеркивала мертвенную бледность лица.

Не надо быть врачом, чтобы понять: дело худо. Если бы у Бренда Эплтона не дрожали веки, Мошка решила бы, что тот покинул Ночной Побор самым доступным способом.

Мошку пихнули в спину. Обернувшись, девочка увидела, что Тихоня, не отрываясь, смотрит на распростертое тело.

— Ты можешь… — Тихоня сглотнула слюну и поморщилась, будто слова застревали в глотке, — можешь как-то полечить его?

— Кто, я? — Мошка в ужасе уставилась на потную бледность лица, на руку, впившуюся в одеяло.

— Он вроде говорил, ты родом из Ацедии, где растут пряности… — Тихоня тяжело дышала. Лезвия на перчатке чертили дорожки на голой руке. — Можешь… полечить его пряностями? Каким-нибудь мускатом? Помазать его тигриной слюной, посыпать пыльцой единорога, чтобы унять кровь?

Подойдя ближе, Мошка разглядела, что корявая повязка на груди Эплтона расцветает красными пятнами. Похоже, бинты вымочили в уксусе, вот откуда запах. Мошка схватилась за собственные ребра, ощутив рану Бренда как свою. Голова пошла кругом, лицо покрылось мурашками, перехватило дыхание, тошнота подкатила к горлу.

— Откуда такая дыра? — перепуганно пискнула Мошка. Ответ сам пришел ей в голову. Она вспомнила, как Конеголов вонзил ножи в Овечий Череп. Значит, Эплтон был внутри. Но в одиночку он бы лошадь не сдвинул. Кто ему помогал? Тоже не самый сложный вопрос. Мошка вспомнила руку в перчатке, оставившую ей три пореза на колене. Выходит, Тихоня тоже поучаствовала в скелошадиных скачках.

— Он надеялся, ты поможешь, — вяло сказала Тихоня, глядя на Бренда Эплтона: слабое, прерывистое дыхание со свистом вырывалось из его груди. — Попросил тебя встретить. Надеялся, ты поможешь.

— Тут нужен врач. — Стиснув кулаки, Мошка уставилась на стену. Ее скрутило от мысли, что Бренд умрет прямо у нее на глазах. — От меня вы чего хотите? Чтобы я пошептала, поплевала и замазала рану паутинкой?

Тихоня покачала головой. Лицо у нее скривилось, губы зашевелились, как у ребенка, читающего букварь. Понятно, за каждым врачом следят Ключники.

Их взгляды будто обожгли Эплтона. Он перестал судорожно втягивать воздух и на волосок приоткрыл глаза. Рука задергалась, скрюченные пальцы поманили Мошку. С внутренним трепетом девочка села у постели раненого и прислушалась к его шепоту.

— Забери… меня отсюда… эта девчонка… чертова ведьма… заперла меня тут… — В мутных глазах, как в грязном очаге, горело свирепое упрямство.

Мошка не выдержала и убрала руку, когда к ней потянулись дрожащие пальцы. Изо рта у Эплтона пахло дрянным бренди из жуков и помоев.

— Надо вернуться… кто ее защитит… опасно у них в руках…

Он попытался сесть. Тихоня подскочила к нему и грубо толкнула на матрас.

— Дуралей! — рявкнула она со слезами в голосе. — Балбес! У тебя мозги есть? Лежи тут, или я пробью тебе башку!

Мошка не могла не отметить, что ласковое обращение с больными Тихоня пока не освоила. Эплтон издал стон боли и разочарования.

— Ах ты ведьма! — Бренд и сам чуть не плакал. — Адское создание! Будь у тебя сердце…

У него закатились глаза, он стал ловить ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Тихоня снова ткнула Мошку под ребра и оттащила от постели, чтобы их шепот не будил раненого.

— Никаких врачей. — Тихоня впервые посмотрела Мошке в лицо, и в глазах промелькнула дрожь недоумения, отблеск узнавания. К счастью, без последствий. Может же зеленая иностранка быть на кого-то похожей? — Врачам из Побора доверять нельзя. Если вытащить его из города… У тебя есть волшебный способ? Один моряк рассказывал мне про ацедийский летающий ковер…

Мошка застонала и потерла виски.

— Слушай, думаешь, я торчала бы в этой помойной дыре, если бы умела летать? — Изучая реакцию девушки, Мошка пожевала губу. — Почему бы не заплатить пошлину? Он говорил, что деньги есть.

— Деньги есть! — Тихоня выставила квадратную челюсть вперед. — Но пока не в наших крабах.

Крабы. Знакомое слово. Его знала черная, как муха, часть Мошкиного разума, которая с ранних лет упоенно зачитывалась историями преступников и палачей. Эта часть сказала своим скрипучим, язвительным голосом Мухобойщика: крабы — это руки. Пока не в наших руках. Значит, у Эплтона камня нет.

— Я не знаю всех деталей, но вчера ко мне пришел Бренд и попросил помочь в одном дельце. Сказал, что зацепился со стремными ребятами, если они перехватят хабар, обязательно прокинут его. Сегодня мы пошли за баблишком, но эти шныри налетели со всех сторон, и один насадил Бренда на нож. Я потом вернулась, обыскала полгорода, но деньги исчезли. По ходу, из нас лепят терпил, но я их найду и, клянусь Мрачным Джентльменом, всех выпотрошу.

Мухобойщик скрипуче перевел, что Бренд боялся предательства, сообщникам не доверял, а потому обратился за помощью к этой кошке. Она не знает, что произошло, но подозревает, что их предали подельники Бренда и тот, кто проткнул недорадикала Эплтона, взял деньги. Она планирует найти его и отобрать добычу.