Неделя зимы

Вызов к директору приводил их в ужас. Во-первых, обычно это означало неизбежный выговор, нотации или наказание. Но дело было не только в этом. У кабинета не было души. Ее рабочее место было исключительно функциональным, на столе царил порядок мисс Хоув терпеть не могла никакого хаоса.

Вдоль стены стояли дешевые стеллажи с книгами по среднему образованию. Никаких деревянных полочек, которые больше подошли бы для женщины, много лет преподававшей в школе. Другую стену занимали расписания, приказы, диаграммы и планы. Главными предметами в ее кабинете были два тяжелых стальных шкафа, содержавшие, по всей видимости, личные дела нескольких поколений учениц Вуд-Парка и большой компьютер. На окнах висели темно-коричневые занавески. На стенах не было ни фотографий, ни картин — никаких намеков на то, что у директрисы есть какая-то жизнь за пределами школы. Здесь она беседовала с будущими ученицами и их родителями, с кандидатами на учительский пост, с инспекторами из Департамента образования, и — совсем редко — с выпускницами, которые добились определенных высот и теперь хотели финансировать устройство новой спортивной площадки или библиотеки.

У мисс Хоув была секретарша по имени Айрин О’Коннор, тоже проработавшая в школе немало лет. Айрин, общительную и дружелюбную, называли «человеческим лицом директрисы». Она не обращала внимания на то, что та скорее гавкает, чем разговаривает с ней. Мисс Хоув редко благодарила Айрин за работу и не скрывала раздражения, когда та входила в директорский кабинет посреди разговора и предлагала посетителю чай с печеньем.

В кабинете мисс Хоув не было ни одного цветка, поэтому Айрин решилась поставить туда каланхоэ в красивом латунном горшке. Очень кстати этому растению практически не требовалось ухода; мисс Хоув никогда его не поливала, если замечала вообще. Айрин приходила на работу в ярких блузках под темным пиджаком. Она словно пыталась привнести хоть немного цвета в траурные тона офиса, не разозлив при этом начальницу. Короче говоря, Айрин была просто святая и заслуживала прижизненной канонизации.

Ее собственный небольшой кабинетик отражал индивидуальность владелицы: там цвели герани, а к пробковой доске на стене были пришпилены открытки, присланные друзьями. На столе стояли фотографии в рамках, на полках — сувениры, привезенные из путешествий по Испании, и ее собственный снимок в юбке с оборками и широкополом сомбреро. Все они свидетельствовали о насыщенной, счастливой жизни — по контрасту с аскетичной кельей, которой так гордилась мисс Хоув.

В обеденный перерыв Айрин каждый день ходила домой: она жила вместе с больной матерью и племянником Кенни, сыном своей сестры. Айрин с матерью заботились о Кенни, и он рос чудесным мальчуганом.

В учительской частенько удивлялись терпению Айрин и ее неизменно хорошему настроению. Учителя порой выражали ей свое сочувствие, но она ни разу не сказала о директрисе худого слова.

— Просто у нее такой характер, — отвечала Айрин. — На самом деле у мисс Хоув золотое сердце, так что с работой мне очень повезло. Честное слово!

Между собой учителя говорили, что на каждую мисс Хоув найдется своя Айрин, которую та будет терроризировать. И что она имеет в виду, говоря «у нее такой характер»? Разве характер— это не человек? Как еще можно судить о людях?

У мисс Хоув в школе было прозвище Сама Себе Врагиня. Исподтишка посмеиваясь над ней, учителя уже не так ее боялись; правда, они всегда следили за тем, чтобы дети не узнали прозвища директрисы.

За год до выхода мисс Хоув на пенсию начались разговоры о том, кто заменит ее на этом посту. Среди нынешнего персонала школы не было ни одной подходящей кандидатуры — никто из учителей не обладал ее опытом и авторитетом. Мисс Хоув никому не передоверяла ни одной своей обязанности. Скорее всего, директора назначат со стороны. Учителям это совсем не нравилось. Они привыкли к Врагине. Они знали, как себя с ней вести, кроме того, у них была Айрин, которая сглаживала острые углы. Кто знает, каким человеком окажется новая директриса. Лучше знакомое зло, чем навязанное со стороны, да еще совсем неизвестное.

Они беспокоились и об Айрин. Останется ли она при новой директрисе? Будет ли и для той придумывать оправдания в своей обычной манере? А что, если ее уволят?

Они совсем не хотели перемен.

Потом встал вопрос о подарке для мисс Хоув. Никто из учителей понятия не имел, что ей может понравиться. Из обрывочных разговоров в начале учебного года им не удалось сделать никаких выводов. Мисс Хоув не делилась историями о том, как провела каникулы, никогда не упоминала ни о семейных торжествах, ни о ремонте дома, ни о работе в саду. Расспрашивать ее они не решались.

Однако надо же подарить директрисе что-то в память о годах, проведенных в Вуд-Парке? Она точно не оценит ни круиз на корабле, ни неделю в СПА, ни набор хрустальных бокалов или красивое кресло. Вкус у мисс Хоув исключительно утилитарный: если вещь выполняет свое назначение, она ей подходит.

Учителя умоляли Айрин придумать что-нибудь.