Неделя приключений

— Спа-ать, шагом арш!

— Дядя Вася… — взмолился юный моряк.

— На флоте дважды приказание не повторяют. Сёмка вздохнул и с удручённым видом отправился в другую комнату. Нехотя разделся, лёг в постель. Бинокль положил под подушку. Ему не спалось. Сквозь неплотно прикрытую дверь он слышал разговор. Мать рассказывала дяде Васе о своей работе, о каких-то расхождениях с директором школы по педагогическим вопросам. Словом, ничего интересного.

Сёмка размечтался. Вот он стоит на капитанском мостике. На берегу толпятся ребята с улицы Малый спуск. Они рассуждают о том, какую надо иметь смелость и какой ум, чтобы управлять огромным судном. У ребят явно нет денег на билет. Но Сёмка помнит старых друзей и бросает через плечо: «Ладно, заходите, только без шуму». Среди ребят находится и Ледька Быстров, гроза и наказание всех окрестных мальчишек. При встречах с ним Сёмка испытывал ужас. Не раз и не два обрушивались на него большие красные Ледькины кулаки, причём Сёмка даже не успевал оказать сопротивление. И вот Ледька не решается взойти на борт. Он ожидает мести. Но Сёмка полон снисхождения и великодушия, радушно приглашает Ледьку: «Заходи! Я на тебя не сержусь».

Вдруг на берегу появляется доктор Павел Абрамович, спешит, размахивая билетом. Сёмка немедленно приказывает убрать сходни. Доктор умоляет взять его на борт, но Сёмка спокойно командует: «Полный вперёд!»

Пароход выходит в открытое море, нет — в океан. Поднимается ужасная буря. Пассажиры забиваются по каютам. Только Сёмка остается на мостике. Сердце его недосягаемо для страха. Лицо, обдутое ветрами всех широт, сурово и замкнуто. Волны со зловещим шипением подбираются к нему, но всё напрасно. Ярость океана не пугает отважного мореплавателя. Он поднимает к глазам морской бинокль и видит вдали подёрнутые туманом неведомые острова. Пароход с чёрными бортами и с красной ватерлинией уверенно разрезает волны. И ведёт его капитан Семён Берестов.

Утром дядя ушёл по своим делам в комендатуру. Сёмка решил не огорчаться — в запасе имелся бинокль. На бревне за сараем уже собрались ребята. Бинокль среди этой публики, как Сёмка и рассчитывал, произвел фурор. Его крутили, вертели, хватали, вырывали друг у друга цепкие маленькие руки, в него смотрели и так и эдак. Им даже пробовали заколачивать гвозди, ибо какой-то случившийся тут знаток заявил, что морскому биноклю это нипочём. Вероятно, за всё время своего существования, при самых свирепых бурях бинокль не подвергался столь ощутительному воздействию стихийных сил. И кто знает, чем кончилось бы для него знакомство с ребятами с улицы Малый спуск, если бы за сараями вдруг не появился сам Василий Алексеевич.

Высокий, в тёмно-синем кителе с золотыми нашивками на рукавах, в фуражке с огромным, не виданным в этих сухопутных местах крабом, он произвёл потрясающее впечатление на пацанов. Он воспламенил их воображение, заставил заново пережить фильмы «Броненосец «Потёмкин», «Мы из Кронштадта», вспомнить морские рассказы и песни. Сёмке вдруг стало совестно, что он один пользуется правом родственной близости к этому человеку. Все смотрели на Сёмку с завистью, а в иных глазах было даже заискивание.

Василий Алексеевич, казалось, не замечал своей популярности, своей безграничной власти над ребятишками. Он шагнул к бревну, похлопал большой ладонью по глянцевитой, отполированной штанами поверхности. Недоверчиво улыбнулся, сказал:

— Хм, цело…

В голосе его слышалось приятное удивление.

— Ну-ка, братишка, — обратился он к одному из ребят, — привстань.

Тот, которого назвали братишкой, зарделся от удовольствия и вскочил, словно его подбросила пружина. Дядя нагнулся над бревном, что-то рассматривая среди вырезанных ножами орнаментов и надписей.

— Ага, вот и моё рукоделие…

Сёмка прочитал полустёршуюся и забитую пылью надпись: «Вася Гуров, май, 1931 год». Ребята навалились ему на спину, сдавили с боков. Каждому не терпелось прочитать, что там написано. Сзади слышался отчаянный голос Витькиного брата Юрика:

— Пустите меня! Пустите меня!

Василий Алексеевич выпрямился, привлёк к себе малыша.

— Да куда тебя пустить-то?

— Сюда.

— Зачем?

— Там интересное…

— Да полно! Интересное-то вот где.

Большим пальцем Василий Алексеевич надавил Юрику нос, пискнул по-мышиному и разжал кулак: На ладони лежала конфетка, словно она выпала у Юрика из носу. Конфетка была шоколадная. Юрик сосредоточенно поразмыслил отошёл в сторонку и большим пальцем надавил собственный нос. Посмотрел на ладонь — пусто. Убедившись, что чудес не бывает, он сунул конфетку в рот.

Василий Алексеевич в сопровождении Сёмки прошёлся по пустырю. Он жадно оглядывался кругом и улыбался, словно узнавал старых знакомых. Тихо, про себя говорил:

— Всё так же, всё по-прежнему… Только бузина здорово разрослась…

Остановился около старого вяза, дружески похлопал по стволу.

— Растёшь, брат?

Сорвал листок, понюхал, пожевал.

Отсюда была видна река и озёра на пойме. Василий Алексеевич взял у Сёмки бинокль, долго рассматривал заречные дали.