Неделя как неделя

- Ах ты, "белая овечка, дай шерсти колечко",- говорит Люся черная словами из детской песенки,- строителей у нас мало, рук на все не хватает. Вот в чем дело. Ясно тебе? Уже сейчас строителей не хватает. А что будет дальше? Дальше кто будет строить?

- Что строить? - спрашивает Люська с горячим интересом.

- Все: дома, заводы, станки, мосты, дороги, ракеты, коммунизм... В общем, все. А защищать это все кто будет? А землю нашу заселять?!

Я слушала и не слушала. Утренний разговор опять завертелся в голове... "Советую вам быть собраннее",- сказал Яков. Может быть, уже все решено и мою работу передают Лидии? Опаздываю, распустилась... Плохо! А тут еще дойдут до него мои "показатели" по болезням...

Как жаль, что не удалось поговорить с Люсей Маркорян. Но она сама видит, что со мной что-то не так. Обняв меня за плечи и чуть притянув к себе, она говорит нараспев, покачиваясь вместе со мной:

- Не волнуйся ты, Оля, тебя не уволят...

- Еще бы посмели ее уволить,- вскипает Люська беленькая внезапно, как молоко,- с двумя-то детьми? Да и сначала положено выговора давать, а у тебя пока одно замечание...

Тоже за опоздания.

Мне становится стыдно - Люська такая добрая, отзывчивая, а я не захотела при ней говорить о своих делах.

- Понимаете, девочки, боюсь я, все время боюсь не успеть со своими испытаниями. Через месяц срок...

- А! Не психуй, пожалуйста,- обрывает меня Люся Маркорян.

- Что значит "не психуй"? - кидается на нее Люська.- Видишь, человек переживает... Ты бы ей сказала: "Успокойся, не нервничай". Правда, Оля, ты зря переживаешь. Ей-богу! Вот увидишь - все будет хорошо...

От этих простых слов у меня вдруг схватывает горло. Надо бы еще зареветь! Выручает Люся черная.

- Слушайте, красавицы,- энергично хлопнув нас по плечам, говорит она.А что, если нам устроить тройной обмен? Люся берет мою квартиру, я переезжаю к Ольге, Ольга к Люсе.

- Ну и что? - недоумеваем мы.

- Нет, ерунда...- Люся Маркорян чертит пальцем в воздухе.- Нет, надо вот как: Оля переезжает ко мне, я - к Люське, а Люся к Оле. Вот так получится то, что надо.

- Хочешь сменять свою трехкомнатную квартиру на мою комнату в коммунальной? - усмехается Люся беленькая.

- Нет, не хочу, но... приходится. Проигрываю на метраже и удобствах ванной нет? есть? - но зато выигрываю в другом, более важном. Ты, беленькая, на этом тоже не потеряешь - Олин Дима чудесный. Мой Сурен будет счастлив - Оля моложе и, кажется, толще меня... А мне нужна бабушка, вот как нужна! Ну как - пойдет? Выручайте бедного диссертанта!

- А идите вы,- кричит Люся беленькая, вспыхнув,- ни о чем серьезном поговорить не можете! - И она резко поворачивается, чтобы уйти, но тут дверь распахивается, и Люська чуть не сбивает Марью Матвеевну.

- Товарищи, вы так шумите,- говорит Марья Матвеевна басом,- что мешаете работать. Что-нибудь случилось?

Я хватаю Люсю беленькую за руку, и вовремя - она уже набирает воздуху, чтобы одним духом выложить Эм-Эм (так между собой зовем мы Марью Матвеевну) весь наш разговор.

Мы все уважаем Марью Матвеевну. Нам нравится ее душевная чистота. Но говорить с ней на серьезные темы невозможно. Мы заранее знаем все, что она скажет. Мы считаем ее старой "идеалисткой": нам кажется, что она несколько... абстрагировалась, что ли. Обычная жизнь ей просто незнакома она парит над нею высоко, как птица. Биография ее исключительна: производственная коммуна в начале тридцатых, в сороковые - фронт, политотдел. Живет она одна, дочери воспитывались в детдоме, давно уже у них свои дети. Занята Марья Матвеевна только работой - производственной, партийной. Ей уже семьдесят.

Мы чтим Эм-Эм за все ее заслуги - как может быть иначе?

- Так что у вас тут?- спрашивает Марья Матвеевна строго.

- Да вот, Буратинку прорабатываем,- улыбается Люся черная,- Олю...

- В связи с чем это?

- За опоздание...- торопливо вставляет Люська, и напрасно.

Марья Матвеевна укоризненно качает головой: так я вам и поверила... Мне становится неловко, Люсям, я вижу, тоже. Невозможно держать себя так с Эм-Эм.

- Вот, Марья Матвеевна,- говорю я вполне искренне, хоть и не отвечаю на ее вопрос,- как странно получается: у меня двое детей, и я этого... стесняюсь, что ли... Мне почему-то неловко - двадцать шесть лет и двое детей, вроде это...

- Дореволюционный пережиток...- подсказывает Люся черная.

- Что вы такое говорите, Люся! - возмущается Марья Матвеевна.- Не выдумывайте, Оля. Вам надо гордиться тем, что вы хорошая мать, да еще и хорошая производственница. Вы настоящая советская женщина!

Эм-Эм говорит, а я спрашиваю - про себя, конечно,- почему мне надо гордиться; такая ли уж я хорошая мать; стоит ли меня хвалить как производственницу и что входит в понятие "настоящая советская женщина"?! Бесполезно спрашивать об этом Марью Матвеевну - она не ответит.

Мы успокаиваем Эм-Эм тем, что у меня просто такое настроение, оно, конечно, пройдет.