Нечто по Хичкоку (сборник)

— Вы пришли ко мне из-за того, что я отравила своих мужей?

— Мадам!..

— Вы, разумеется, побывали уже в префектуре? Весь Вильфранш убежден в этом.

Она говорила голосом женщины, смирившейся перед общественным мнением. Ему пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы остаться в рамках профессионального спокойствия.

— Мадам, я пришел за вашим разрешением на эксгумацию тела Шарля Вессера, скончавшегося в январе 1939 года, а также тела Этьена Шалона, скончавшегося в мае 1946 года. Необходимо провести экспертизу. Вы уже отказались дать разрешение на эксгумацию, о котором вас просил бригадир Люшер из комиссариата вашего района. Чем вызван ваш отказ?

— Люшер — совершенно невоспитанный человек. Он вызвал у меня самое настоящее отвращение. У него совершенно отсутствовала интеллигентность, которая, например, чувствуется у вас. Словом, он пришел ко мне не как человек, но как черствый служитель закона.

Она поднесла бокал с вином к своим сочным губам.

— Вам я не смогу отказать, инспектор Мирон.

— Вы очень любезны, — он слегка поклонился.

— Я вам не намерена отказывать, — продолжала она вкрадчивым голосом, — потому что я немного знакома с методами вашей парижской полиции и уверена, что вы уже провели тайком эту эксгумацию.

Она приостановилась, чтобы проследить, как румянец смущения выступит на щеках инспектора, после чего продолжила так, словно бы и не делала паузу:

— …и уже проделали все ваши анализы. И вот неожиданный результат — вы ничего не обнаружили. Тогда вы, который до сих пор этим делом не занимался, решили получше познакомиться со мной: узнать мой характер, выяснить, в какой мере я могу владеть собой, а попутно вы попробуете что-нибудь выудить из моих слов, что подтвердит мою виновность.

Она пустила свои стрелы довольно метко. Отрицать попадание мог бы только тупой, упрямый человек. Инспектор Мирон быстро выбрал наилучший вариант поведения — обезоруживающую искренность.

— Вы совершенно правы, мадам Шалон, вы почти абсолютно правы, хотя…

Он посмотрел на нее очень внимательно.

— …когда теряют одного за другим двух мужей почтенного возраста, но отнюдь не стариков, теряют их по причине нарушений в органах пищеварения, теряют не далее, как через два года после свадьбы, причем, обратите внимание, от каждого из них остается солидное имущество, полностью наследуемое вдовой… Вы обратили внимание?..

— Да, я обратила внимание.

Мадам Шалой подошла к окну, что было хорошо задуманным жестом — на синем фоне Средиземного моря ее пленительный силуэт с роскошной округлостью груди выделялся очень заманчиво.

— О, инспектор Мирон, что вы скажете, если я вам признаюсь с предельной искренностью?

Опасны, очень опасны такие чистосердечные предложения, произнесенные почти нежным, по крайней мере, ласковым голосом. Инспектор Мирон сразу понял, что нужно быть начеку.

— Если у вас появилось желание в чем-либо признаться, мадам Шалон, вы можете это сделать.

Инспектор Мирон постарался сказать это как можно незаинтересованнее, для этого пришлось собрать волю. Нет-нет, это была очень опасная женщина, очень опасная.

— Ну что ж, я вам доставлю это удовольствие.

Мадам Шалон все еще стояла у окна. Лицо ее было серьезным, улыбка погасла. Ветер залетел в окно и донес до инспектора сладковатый аромат, то ли запаха духов, то ли запах цветов из сада. Мирон приготовился выслушать исповедь, приняв благоразумное решение не делать никаких заметок в записной книжке.

Признание с предельной искренностью предварилось неожиданным вопросом:

— Месье Мирон, у вас есть какие-нибудь знания в области кулинарного искусства?

— Мадам, ведь я — парижанин.

— И в области любви, надеюсь?

— Мадам, я и тут повторю, что я — парижанин.

— Ну что ж, в таком случае…

Ее роскошная грудь приподнялась в глубоком вдохе, который делают, собираясь нырнуть глубоко в воду.

— В таком случае я могу сказать вам, что я, Гортензия, Эжени-Вильруа-Вессер-Шалон, хладнокровно, обдуманно и постепенно довела до могилы моего первого мужа, господина Вессера, в возрасте пятидесяти семи лет, и, пользуясь теми же методами, я убила моего второго мужа, господина Шалона, которому было шестьдесят лет.

— Надеюсь, на то были веские причины?

— Я вышла замуж за господина Вессера по настоянию моих родителей. Мне хватило двух недель замужества, чтобы убедиться в том, что Вессер — свинья. Еще лучше я могу сказать, что он был ненасытный боров. Вы не можете себе представить, инспектор, всю грубость этого животного. Я хочу подобрать слова, чтобы описать его вам, и эти слова так и просятся ко мне на язык: вульгарный хвастун, грязный похабник, обиратель доверчивых, бедных людей, мошенник. Ко всему еще он был чревоугодник, да что там — просто обжора! А его разнузданность во всем, отвратительные привычки! Результат, естественный для такой расхлябанной жизни — испорченный желудок.

Инспектор Мирон уже обстоятельно изучил материалы следствия по делу Вессера, поэтому его не удивила такая характеристика. Он спросил:

— А месье Шалон?

— Этот постарше. Да ведь и я уже была постарше, выходя за него.

Инспектор Мирон с легкой, любезной иронией спросил: