Нечто о первом человеческом обществе по данным Моисеева Пятикнижия

Азия, которую потоп лишил её населения, вскоре стала добычей диких зверей, быстро размножившихся на столь плодородной после потопа земле и распространивших своё господство повсюду, где человек был не в силах оказать им сопротивление. Поэтому каждый клочок земли, за обработку которого принимались люди нового поколения, необходимо было сначала отнять у диких зверей, а затем, силой и хитростью, отстаивать в борьбе с ними. Наша Европа в настоящее время очищена от этих диких обитателей, и мы едва ли можем представить себе, сколь тяжким бедствием для человека были они в те времена; сколь страшен был сей бич, об этом, помимо свидетельства некоторых мест Пятикнижия, мы можем судить также по обычаям древнейших народов, в особенности греков, которые приписывали укротителям диких зверей бессмертие, а также обожествляли их.

Так, например, фиванца Эдипа провозгласили царём в благодарность за то, что он уничтожил опустошавшего страну Сфинкса. Сходным образом заслужили себе посмертную славу и обоготворение Персей, Геракл, Тесей. Всякий, кто не жалел своих сил ради искоренения общих врагов, становился величайшим благодетелем человечества, и действительно, для того чтобы ему в этом деле сопутствовала удача, он должен был соединять в себе редкие дарования. До того как война начала свирепствовать между людьми, охота на зверей была подлинно делом героев. Такая охота осуществлялась, по-видимому, толпами людей под предводительством храбрейшего из них, то есть того, чьё естественное превосходство над остальными обусловливалось его мужеством и умом. С его именем связывались важнейшие подвиги этого рода, и оно привлекало многие сотни людей, готовых следовать за ним по пятам, чтобы вершить под его началом чудеса храбрости.

Поскольку такая охота предпринималась на основе некоторых предварительных соображений, то есть по плану, задуманному и осуществляемому предводителем, он молча присваивал себе право указывать остальным их обязанности и навязывать им свою волю. Неприметно для них самих у людей выработалась привычка повиноваться ему и выполнять его замыслы, как наиболее прозорливые. Если к тому же предводитель отличался личной отвагой, смелой душой и физической силой, то страх и восхищение, которые он вызывал, ещё больше способствовали его возвышению, и люди в конце концов слепо подчинялись его руководству. Если между его товарищами, совместно с ним участвовавшими в охоте, возникали какие-нибудь раздоры, — а в такой многочисленной, грубой и дикой толпе охотников это было неизбежно, — то естественным судьёю их споров был опять-таки он, кого все почитали и боялись; почтения и страха, порождённых его личной отвагой, было достаточно, чтобы придать вескость его приговорам. Так предводитель охотников сделался вождём и судьёй.

При дележе добычи ему по справедливости, как предводителю, давалась большая доля, и так как она превосходила его потребности, то у него оставался излишек жизненных благ; раздачей этих благ он обязывал других к признательности ему и таким образом создавал себе приверженцев и друзей. Вскоре вокруг него собралось некоторое количество наиболее храбрых, численность которых он старался непрерывно увеличивать постоянными благодеяниями; так он неприметно создал из них своего рода личную охрану, отряд мамелюков, со свирепым усердием поддерживавших его притязания и наводивших своей многочисленностью ужас на всякого, кто пытался ему противоборствовать.