Нечто о Графе Беньйовском и Аглинском Историке Джиббоне

Жанлис Мадлен Фелисите Нчто о Граф Беньйовскомъ и Аглинскомъ Историк Джиббон

На сихъ дняхъ обдали у меня двое славныхъ людей, которыхъ я прежде лично не знала. Первый, Графъ Беньйовскій, извстенъ по заточенію своему въ Сибирь, a боле по странному освобожденію оттуда. Онъ очень малъ ростомъ, хромъ, не дуренъ лицемъ и находитъ секретъ разсказывать удивительныя свои приключенія самымъ скучнымъ и почти несноснымъ образомъ. Повсть его была бы очень занимательна въ устахъ другаго; но самая даже услужливость героя показалась мн подозрительною. Едва усплъ онъ ссть, какъ, при первомъ моемъ вопрос, началъ свою исторію и разсказывалъ ее съ методой человка, повторяющаго что нибудь въ тысячный разъ. Признаюсь, что я не поврила ни одной подробности сей длинной повсти. Удивительне всего показалось мн, что онъ вврилъ тайну свою осмнадцати человкамъ, изъ которыхъ ни одинъ его не предалъ, и всякой изъ заговорщиковъ думалъ, что никто, кром его, ничего объ этомъ не знаетъ. Они чрезвычайно удивились, когда въ минуту изполненія увидли, что ихъ такъ много.

Другая особа, у меня обдавшая, былъ Англичанинъ Джиббонъ, очень хорошій Писатель, какъ говорятъ его соотечественники, но по моему мннію, весьма худой Историкъ, болтливый и скучный вольнодумецъ, не имющій ничего оригинальнаго и повторяющій вс общія мста философическія. По сему то, безъ сомннія, написавъ только одну толстую книгу въ четвертую долю листа, которая еще не переведена, и которую никто читать не будетъ, естьли она и переведется, Авторъ такъ у насъ прославился и такъ хорошо всми принимается. Философы превозносятъ его до небесъ, и надобно признаться, что они совершенно обладаютъ искуствомъ вводишь въ самое короткое время, и кого захотятъ, въ блистательнйшую славу. Говорятъ, что все то не прочно, что скоро сдлано; увидимъ, справедливо ли это, естьли доживемъ до старости!

Возвратимся къ Гну Джиббону: это малорослый, но притомъ чрезвычайно толстый человкъ; лицо у него удивительное; не льзя въ немъ различить ни одной черты. Носу и глазъ почти совсмъ не видно, также и рта; дв толстыя скулы поглощаютъ все; он такъ широки, одутловаты и такъ далеко отошли отъ приличной щекамъ соразмрности, что всякой изумится, увидя ихъ на этомъ мст… Я описала бы однимъ словомъ лицо Гна. Джиббона, естьли бы дозволено было говоришь прямо, безъ фигуръ… Но о произношеніи его не возможно никакъ дать понятія. Онъ говоритъ такъ протяжно, такъ часто и странно измняетъ голосъ, что кажется, будто онъ поетъ. Онъ никогда не ведетъ связнаго разговора, но всегда говоритъ тирадами, либо длаетъ дефиниціи и диссертаціи; не льзя длать ему отвтовъ, потону что онъ все договариваетъ. Онъ знаетъ множество анекдотовъ о всхъ славныхъ людяхъ своего отечества; но разсказываетъ ихъ очень подробно и романическимъ, свойственнымъ ему языкомъ. Онъ другъ Гаррику, первому трагическому и комическому Актеру въ Англіи и которой самъ сочинилъ многія уважаемыя Драмы. Г. Джиббонъ разсказывалъ многія его приключенія Вотъ одно изъ нихъ, которое я очень сократила: Одна молодая, прекрасная и очень богатая вдова, пріхавъ изъ Провинціи въ Лондонъ, увидла въ первой разъ Гаррика въ Комедіи: Прекрасная Покаянница, въ которой онъ игралъ блистательную роль Лотарія. Вдова такъ плнилась Актеромъ, что вздумала выдти за него замужъ. Она позвала его къ себ и, въ жару энтузіазма, открылась ему въ своей склонности и общала свою руку. На другой день похала она опять въ Театръ; играли Комедію, подъ названіемъ: Виндзорскія кумы. Гаррикъ представлялъ шутовское лице Фальстафа. Молодая вдова увидла, что онъ такъ натурально представлялъ труса и глупаго подлеца, что Гаррикъ вдругъ ей опротивлъ и потерялъ отъ самаго разнообразія таланта своего прелестную и богатую невсту.

Говоря о Джиббон, вспомнила я одинъ очень забавный объ немъ анекдотъ, слышанный мною отъ Гна Лозёна, которой уврялъ меня въ справедливости онаго, и мн очень бы хотлось въ этомъ не сомнваться. Чтобъ лучше понять сей анекдотъ, прошу Читателя вспомнить описаніе, которое сдлала я о наружномъ вид Гна Джиббона. —

Г. Лозёнъ, будучи коротко знакомъ съ Гм. Джиббономъ, привезъ его однажды къ Гж. дю Дефанъ, которая тогда была уже слпа и имла обыкновеніе ощупывать руками лица славныхъ людей, ей представляемыхъ, для того, чтобъ получить понятіе о чертахъ ихъ. Она не преминула оказать и Гну. Джиббону сей родъ лестнаго любопытства. Г. Джиббонъ протянулъ къ ней лицо со всевозможнымъ добродушіемъ, Гжа. дю Дефанъ, водя тихонько руками по сему широкому лицу, тщетно искала на немъ какой нибудь черты и не находила ничего, кром двухъ уродливыхъ скулъ… Въ продолженіе сего экзамена, на лиц Гжи. дю Дефанъ изображалось крайнее изумленіе, и наконецъ съ сильнымъ негодованіемъ отнявъ поспшно руки, она вскричала: вотъ самая гадкая шутка!!..

1804