Никто еще не был лучшим партнером кому-то, чем мама отцу. Они преданно любили друг друга. Было очень приятно расти в такой семье. Родители, которые любили друг друга сильнее, чем не нравились друг другу, когда ругались. Разводы среди друзей моих родителей случались чаще, чем вы можете себе представить. Я был счастливчиком, мои родители были и остаются по сей день по-настоящему близки. Я выехал на шоссе и сразу же почувствовал облегчение. Впервые за несколько дней я мог дышать. Этот дом. Здесь были только хорошие воспоминания о семейных обедах, праздниках и вечеринках. Этот дом представлял все, что я бы хотел видеть однажды в своей жизни. В далеком будущем.
Я припарковался перед гаражом, рассчитанным на три машины, снаружи была припаркована только машина моего отца. Я прошел по маленьким каменным ступенькам перед входной дверью, вдыхая цветочный аромат, доносившийся от садика моей мамы.
Она часами проводила там время, подрезая, пропалывая, возвращая растения к жизни. Отец предлагал нанять садовника, чтобы ей не приходилось делать все самой, но она настаивала, что работа в саду — это уже удовольствие. Он не мог с этим поспорить. Он чувствовал то же самое на своей работе.
И хотя мы с отцом не всегда сходились во мнении, я доверял ему больше всех.
Был ли он разочарован, когда я бросил бизнес-школу и пошел в искусство? Да. Переживал ли он о том, какую жизнь я буду вести, будучи фотографом? Несомненно. Был ли он впечатлен тем, чего мне удалось достичь? Конечно. Скрывал ли он это? Конечно, черт возьми.
Я не стал стучать и вошел в дом. Он действительно большой, с мраморным полом и извивающейся железной лестницей посередине холла. Каждая комната в доме большая по размеру, но чувствовалась обжитой. Семейные фотографии были разбросаны в каждой комнате, а в мебели остались трещины от многолетнего использования. И никто не смог бы сказать, что этот дом не был семейным гнездышком.
Я слышал, как работал телевизор, через холл доносился успокаивающий голос комментатора игры в гольф.
— Пап? — позвал я.
— Я здесь! — отозвался он.
Я покачал головой, потому что «здесь» могло означать несколько комнат в доме. Я пошел на звук телевизора и, войдя на кухню, нашел остатки сэндвича на столешнице. Затем заглянул в гостиную, где по телевизору шла игра, но отца не было видно.
— Где здесь? — выкрикнул я опять.
— В кабинете!
Я повернулся и пошел по коридору. Его кабинет был точно таким, каким вы можете представить кабинет шестидесятилетнего мужчины. Это одна комната, находящаяся совершенно в противоположном конце дома. Обставлена красно-коричневой мебелью, с темными полками и широким массивным столом. Стены выкрашены в болотно-зеленый цвет, а окна с темными деревянными ставнями. Когда я был маленьким, то любил проводить здесь с отцом время. Я делал домашнюю работу на диване в углу, пока он работал за столом.
— Два моих мужчины усердно работают, — обычно говорила мама, когда заходила в комнату.
Я нашел отца сидящим за столом, что-то печатающим на ноутбуке. Когда зашел, он снял свои очки и отклонился на спинку кресла, скрещивая руки на груди и осматривая меня с минуту.
— Это, должно быть, что-то плохое.
Я отвернулся. То, насколько хорошо он меня знал, раздражало. Я посмотрел вокруг, пока еще не готовый приступить к тому, зачем пришел. До нас донесся радостный рев толпы из телевизора.
— Ты мог бы просто смотреть телевизор, вместо того, чтобы включать его там на полную мощность, — сказал я, указывая на небольшой плоский экран на стене.
Он покачал головой.
— Слишком отвлекает. Это просто фоновый шум.
Мы с моим отцом не особо были похожи. Я больше походил на маму, за исключением цвета кожи, хотя я и не был таким темнокожим, как он. Он также был ниже и полнее, чем я со своей высокой и более стройной фигурой. Я с легкостью возвышался над ним на несколько сантиметров, но он имел способность казаться самым высоким мужчиной в комнате.
Я всегда страшился этого. Теперь же этим восхищаюсь.
Я прошелся по его кабинету, как делал много раз прежде, перечитывая названия книг на его полках, просматривая все его награды. Его кабинет — это его обитель и святыня. Кабинет отображал все, чего он добился и для чего так усердно работал. И самое главное, больше всего остального в комнате, был наш семейный портрет, сделанный несколько лет назад. Его самое большое достижение.
— Ну, хорошо, сын. Заканчивай ходить вокруг да около и скажи, что ты сделал.
Я повернулся и посмотрел на него, его лицо выражало понимание. Как будто он уже знал: то, что я скажу, изменит все.
— В какие передряги ты попал? — спросил он на этот раз серьезно.
— Не знаю еще, — сказал я, садясь на стул перед его столом. Я потер руки о джинсы, а затем наклонился, опираясь руками в колени. — Ли беременна, — тихо сказал я.
Он моргнул, переваривая информацию в течение минуты.
— И так как ты мне это говоришь, могу предположить, что ребенок твой. Я прав?
Я едва заметно кивнул.