Нечто из Рютте

Девица оказалась на удивление ловкой. Руки ее не дрожали, зрение было хорошее. Она быстро смыла грязь и в три стежка стянула рану. Смазала ее мазью из сумки коновала и затянула чистыми тряпками, после чего Волков переоделся. Он надел исподнее, то, что носил зимой, остатками теплой воды помылся. Ёган и Брунхильда помогали ему. Кузнец просто сидел на лавке и ждал оплату, вертел в руках наконечник болта и восхищался:

– Железо доброе, так его еще и закалили. Хорошая закалка. Железо пробил, и даже кончик не погнулся.

– Сколько я тебе должен? – спросил его Волков, отправив девицу за едой.

– Случай особый. Пять крейцеров попрошу. Дадите еще два – я ваши поножи починю.

– Дам еще один, и почини поножи.

– Ну, пусть так, – сказал кузнец, прихватил поножи и ушел.

Девушка принесла еду. Солдат совсем не хотел есть, но знал, что нужно. Взяв тарелку и деревянную ложку, попробовал еду и отодвинул от себя.

– Это что? – спросил он у девицы.

– Так известно что – горох.

– Без сала, без масла?

– У нас поденщики, да каменщики, да купчишки мелкие и так едят, трескают за милую душу. Не капризничают.

– Так тут даже соли нет.

– Так они и без соли трескают.

– Я тебе не поденщик.

– Да уж вижу, капризный, как барыня.

– Принеси молока с медом.

– И все?

– Да, все. Кстати, а где поденщики твои спят?

– Известно где. На полу да на лавках.

– А комнаты есть? – Солдат вовсе не хотел спать ни на полу, ни на лавке.

– Есть одна.

– С кроватью?

– И с кроватью, и с тюфяком.

– Я буду там спать.

– Папаша никого в ту комнату класть не велит.

– Плевать мне на твоего папашу. Спать буду в той комнате на кровати с тюфяком, а сверху простыню постели.

– С простыней? – ехидно фыркнула девица. – И правда барыня.

– Еще раз сравнишь меня с барыней – получишь по заду, а рука у меня тяжелая. Неси молоко и постели постель.

Буркнув что-то едкое, девица ушла.

– Ёган! – окликнул Волков мужика, сидевшего и дремавшего на лавке.

– Да, господин.

– Перебери тряпки, посмотри, что можно отстирать, что зашить. Остальное выброси. Все доспехи и оружие отнеси в мою комнату. Лошадь мою почисть, а всех остальных покорми. – Солдат кинул мужику маленькую серебряную монету.

– Все сделаю, господин, – ответил Ёган, ловя крейцер.

– А где тот мальчишка, что поехал к монахам?

– Не знаю, господин. Дорога неблизкая, но, думаю, он уже должен ехать обратно.

Тюфяк был старый, влажный и вонял гнилью, а вот простыня оказалась хорошей и плотной. На некоторое время такая простыня задержит клопов. Нога, если ее не тревожить, почти не болела, а вот плечо ныло, ныло и ныло. Хотелось все время перевернуться и лечь поудобнее или сесть, но, как он ни вертелся, боль не проходила, выматывала, не давала уснуть.

«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, – в который раз вспомнил слова старого сержанта солдат. – Это уж не извольте сомневаться. Ad plenum».

Глава третья

– Господин, господин! К вам пришли! – тряс его Ёган.

– Что?

– Пришли к вам.

– Кто?

– От барона нашего.

Волков приподнялся на локте, огляделся; он был не в духе, заснул только под утро.

– Кто пришел-то? Ты можешь сказать? – чуть раздраженно спросил солдат.

– Так командир стражи нашей. Удо его зовут.

– Один пришел?

– Один.

– Пусть входит.

Волков сел на кровать, прислушиваясь к своим ощущениям. Нога чуть кольнула, а вот с плечом все обстояло куда хуже. Шевелить рукой было больно.

И тут в комнату вошел высокий, под самый потолок, воин. Начищенный шлем; судя по эфесу, добрый меч, старинный кольчужный обер с капюшоном, не раз бывавший у кузнеца, и поверх кольчуги чистый сюрко, белый с голубым. Цвета местного барона, как на щите при въезде в землю. Вошедшему не было и пятидесяти. Его подбородок был свежевыбрит, а почти седые усы свисали чуть ли не до груди. Сразу было видно, что это муж добрый, из старых воинов.

– Здрав будь, господин, – с заметным поклоном сказал он.

– Для тебя я не господин, но и ты здрав будь, брат-солдат. Пригласил бы тебя присесть, но, видишь, тут не на что.

Комната была забита оружием, седлами, доспехами, попонами и сбруями. Все остальное пространство занимала кровать.

– Вижу, – кивнул великан. – Я слышал, и мой сеньор тоже слышал, что ты вчера бился за нас. Барон просит тебя в гости. Рассказать, как было, как погиб коннетабль. А то баба-дура плетет не пойми что.

– Не знаю, смогу ли сегодня, – ответил Волков, отбрасывая плащ одного из ламбрийцев, которым укрывался. На левой штанине исподнего красовалось большое бурое пятно засохшей крови. – Хочу сначала, чтобы доктор осмотрел рану. А то вчера ее здешняя девица зашивала.

– Да и плечо у тебя, брат, нездорового цвета, – заметил великан.

Волков покосился на свое плечо и ужаснулся. Даже в свете маленького окна было видно, что ключица и плечо сине-багрового цвета. Волков поморщился.

– Да, доктор тебе не повредит, – заметил человек барона. – Меня зовут Удо Мюллер. Я сержант барона. – Он протянул солдату руку.

– Яро Фолькоф, отставной солдат. – Волков пожал ее.