Нечто из Норт Ривер

– Она говорит, что толстый человек боится ее.

– Кого это она назвала толстым? – я ощутил, как в глубине души плеснулась обида. – У меня нормальное телосложение. И я не боюсь ее!

Конечно, я солгал. И этот мерзкий ледяной лес, и эта старуха, стоящая поодаль и все еще указывающая на меня, наводили противоестественный, липкий страх. Меня не покидало неприятное ощущение того, как будто все мои внутренности сжимает холодная невидимая ладонь. В животе что-то жалобно скреблось, сердце колотилось так громко, что его стук, должно быть, мог расслышать даже Миллер, стоящий рядом. Но я не хотел, чтобы кто-то из них двоих догадался о том, насколько мне было сейчас не по себе.

– Да ладно тебе, Косгроу, – отмахнулся Фостер, что-то быстро отвечая посмеивающейся карге на непонятном языке. – Мы все прекрасно знаем о том, что ты труслив. Это давно не новость.

– Я… я не…

Я постарался возразить ему, но вместо этого сбился с мысли и смущенно умолк, не зная, что ответить. В эту минуту мне хотелось провалиться сквозь землю или стать невидимым, чтобы перестать ощущать на себе пронзительный взгляд незнакомки из леса. Она словно глядела мне в самую душу, ловко распознавая все мои тайные страхи.

– Брось, – продолжил он после секундной паузы, во время которой знаками что-то объяснял старухе. – У всех есть свои недостатки, в этом нет ничего постыдного. Миллер, к примеру, не может держать своего маленького дружка на поводке, за что однажды даже схлопотал пулю в башку. Верно, детектив?

– Не такой уж он и маленький, – с коротким смешком произнес Фрэнк.

– А я, как верно подметила однажды Кейт, полная задница и законченный придурок. К тому же, как все вы успели заметить, еще и хронический алкаш.

Я вздохнул. После этих слов мне стало немного легче. Но не настолько, чтобы подыгрывать им двоим и отпускать шуточки. Я все еще ощущал напряжение, появившееся с возникновением из темноты нашей устрашающей гостьи. Поэтому осторожно и медленно последовал за Миллером, когда он тронулся с места и направился к Фостеру.

* * *

В хижине у старухи было тепло и на удивление чисто. В углу самодельного строения пылало что-то, отдаленно напоминающее печь, поэтому когда мы трое с трудом протиснулись в узкую щель, заменявшую входную дверь, и вой ветра, и ледяная стужа остались позади.

Миллер и Фостер сидели прямо на полу, на неровных толстых бревнах, пока старуха что-то помешивала в небольшом котелке, стоящем на жаровне. Варево источало густой, маслянисто-травяной аромат, похожий на тот, который ощущаешь, попадая в лавку с пряностями.

– Она прекрасно помнит то, что произошло тогда, – произнес Колин. – Говорит, что девушку сначала схватили, затем набили землей и закопали заживо.

– Набили землей? – поежился я. – Что это значит?

Фостер наморщил лоб, что-то произнес, обращаясь к отшельнице, а затем нахмурился еще больше. Его знаний языка явно не хватало для того, чтобы общаться с жительницей леса на равных. Он то и дело что-то переспрашивал у нее, напряженно прислушивался к шипящим фразам, а затем снова ненадолго раздумывал прежде, чем перевести нам ее слова.

– Наверное, накормили землей, – он неуверенно почесал затылок. – Больше всего похоже на это.

– Как они вычислили пожирателя лиц? – спросил Миллер, растирая посиневшие ладони. – Каким образом поняли, кого нужно закапывать?

– Не так быстро, детектив, – произнес Фостер, переводя дыхание. – На диалекте анишинаабе никто давно не говорит, это мертвый язык. Так что болтать на нем без умолку не так-то просто.

Фрэнк замолчал, терпеливо дожидаясь, когда Колин вспомнит нужные слова. Тем временем, старуха закончила возиться со своим напитком, подхватила котелок за надтреснутую деревянную ручку и разлила его содержимое по нескольким самодельным чашкам из глины. Одну из них она протянула Миллеру, и тот, не задумываясь, тут же отпил из нее, сделав большой шумный глоток.

Когда женщина приблизилась ко мне, держа небольшую посудину в своих тонких морщинистых пальцах, я замешкался в нерешительности, осторожно заглянув внутрь чашки. Там плескалось что-то, похожее на мутный виски, в котором отварили пучок самых разнообразных трав. Пить это мне совершенно не хотелось, и старуха, кажется, прекрасно это поняла.

Она настойчивее протянула мне посудину, в этот раз громко прошипев что-то мне в самое ухо и расплывшись в старческой улыбке. Зубов у нее почти не было.

– Возьми уже эту чертову кружку, – проговорил Фостер. – Это традиционный напиток северных индейцев, помогающий согреться.

– Что-то мне не хочется его пробовать…

Я попытался сопротивляться, но Колин буквально заставил меня наконец взять протянутую чашку, грубо толкнув своим плечом. Я робко поднес напиток к своему носу и осторожно принюхался. Явственно пахло спиртом, мятой и, кажется, какими-то душистыми цветами.