Нечто из Дарк Маунт

Все, на что я был способен – это изредка приподнимать отяжелевшие веки, чтобы в очередной раз окинуть плескающуюся вокруг темноту бессмысленным взглядом. После этого остатки сил покидали мое оцепеневшее тело, и сознание спешило отключиться, швырнув меня в когтистые лапы нескончаемого небытия.

Возвращая себе рассудок на крохотные доли мгновения, когда мне это наконец удавалось, я не имел ни малейшего понятия, сколько времени прошло с тех пор, когда я открывал глаза в последний раз. Ничего вокруг меня не менялось, и я неизменно натыкался зрачками на один и тот же мертвый пейзаж, заманчиво бликующий россыпью черничных переливов.

– Доброе утро, Лорен, – уставший мужской голос, показавшийся отдаленно знакомым, неожиданно вырвал меня из сонного оцепенения. – Я зашел попрощаться с вами. Завтра утром я ухожу на заслуженный покой, и к вашей команде приставят нового распорядителя.

– Сэр, – глухие нотки женского голоса сквозили искренним сожалением. – Нам всем будет вас очень не хватать. Работать с вами бок о бок целых двадцать лет было настоящей честью для меня.

– Да, – задумчиво протянул мужчина, и эхо подхватило его шумный вздох. – Жаль, что я так и не смогу узнать, чем же закончилась вся эта история. Полагаю, мне осталось не так уж много лет, Лорен.

– Не говорите так, сэр, – сочувственно воскликнула женщина, и мои барабанные перепонки заполонил оглушительный звон. – Никто не может знать наверняка, сколько времени ему отмеряно судьбой. Поверьте мне как опытному врачу и просто как хорошему другу.

– К сожалению, Лорен, не всех вокруг судьба столь щедро наградила бессмертием, – с грустью возразил мужской голос. – Надеюсь, Фрэнк Миллер распорядится своим даром правильно.

– Я не думаю, что ему позволят об этом узнать, сэр. В понедельник в директиву двести восемь были внесены существенные изменения. Теперь, когда пациент очнется, ему запрещается рассказывать правду и сообщать о том, кем он является на самом деле. К тому же, в его мозгу все еще остаются существенные повреждения, которые, вероятно, окажут негативное влияние на процесс восстановления долговременной памяти.

– Что ж… Я не считаю это верным решением. Однако я больше не могу влиять на подобные вещи, и потому мое мнение не имеет никакого веса в стенах этого мрачного здания… Прощайте, Лорен.

Я услыхал, как где-то вдалеке громко хлопнула дверь, а затем печальный женский голос едва слышно прошелестел:

– До свидания, сэр.

Увязнув в жестких тисках сгущающейся тьмы, я вновь провалился в мир, куда не могли проникнуть даже искры человеческого сознания. Поэтому безвольно парил в невесомости, отдав свое обнаженное парализованное тело на растерзание юрким черным щупальцам, безустанно снующим по моей коже.

И лишь когда вокруг прокатился звук незнакомого мне прежде мужского голоса, я ненадолго вынырнул из сковавших меня пут и смог, наконец, слегка пошевелиться, отчего длинные темные пальцы тут же испуганно метнулись прочь.

– Директива двести восемь накладывает на всех нас определенные обязательства, – произнесло настойчивое эхо. – И я хочу еще раз убедиться в том, что мы все готовы их безукоризненно соблюдать. Лорен, вы уже сообщили своей команде последние новости?

– Нет, сэр. Я еще не успела этого сделать.

– Отлично, тогда я возьму эту роль на себя, – прогудел неизвестный голос. – Итак, если верить результатам клинических исследований, самовосстановление мозга пациента практически завершено. По заверениям Лорен и доктора Эйджена, внеочередная экспертиза, проведенная этой ночью, указывает на то, что пациент способен очнуться в любую минуту.

– Именно так, – подтвердила женщина, слегка вздохнув. – Думаю, никто из нас никогда не верил в то, что это вообще возможно, однако этот момент все же настал. Тело Фрэнка Миллера начало реагировать на внешние раздражители.

– Спасибо, Лорен, – невежливо перебил мужчина. – В связи с этим я настоятельно рекомендую всем вам еще раз изучить текст директивы двести восемь, а также тщательно отрепетировать предписанный ею сценарий. У пациента не должно закрасться ни единой мысли о том, что с ним происходило на самом деле на протяжении трех последних десятилетий. Когда Фрэнк Миллер придет в себя и откроет глаза, он должен быть уверен в том, что просто-напросто вышел из затяжной комы, а вы все – обыкновенные врачи рядовой государственной клиники. Это всем ясно?

– Сэр, – робкий голосок молодой девушки забрезжил откуда-то слева. – Я понимаю, что не имею права возражать вам, но разве то, что мы делаем, не противоречит нормам морали и существующим законам страны? Какое право мы имеем утаивать информацию и лгать пациенту?

– Доктор Адамс, – раздраженно начал мужской голос. – Нормы морали и существующие законы распространяются исключительно на граждан этой страны и, собственно, живых людей из плоти и крови. Потому к пациенту двести восемь они не имеют никакого отношения. В политике нашего управления стоит единственная задача – использовать все, что только возможно, во благо государства.

– Да, но…