НЕЧИСТЬ В ДЕРЕВНЕ-2. ДОМОВОЙ

Мимо дома участкового мы, не сговариваясь, прошли молча и едва не на цыпочках. На мосту Ника продолжила разговор, словно ни в чем ни бывало:

- Ты мне лучше скажи, какого лешего это было? – с тщательно скрываемым беспокойством спросила она. – Ты хоть понимаешь, как меня напугала? У отца бы сразу инфаркт случился!

- Можно подумать, я только и делаю, что во всякую пакость превращаюсь, – огрызнулась я.

Ника покосилась на меня и неожиданно сказала:

- Я ведь не видела… Тебя. Только Его.

Я молча открыла калитку, впуская ее во двор и не зная, что на это ответить. Мне страшно было говорить это вслух – словно мои страхи могли вдруг вернуться.

- И приехала-то, потому что за тебя боялась, – добавила сестрица, входя в дом. Снаружи небо уже начало светлеть, но я все же зажгла лампу и засуетилась над печью, успокоившись, только когда огонь разгорелся и от заслонки ощутимо повеяло жаром. Рядом с огнем я как никогда чувствовала себя человеком и уже спокойнее обернулась к Нике:

- Голодная? У меня картошка с грибами еще оставалась…

- Черт с ней, с картошкой! – возмутилась она. – Объясни мне, что происходит! Ты, оборотень недоделанный!

Пришлось рассказывать – и про неспособность толком превратиться, и про то, как это все-таки случилось.

- А мне почему не сказала? – Ника слушала внимательно, но недолго. Ноздри у нее трепетали от гнева. – Дурья башка! И на кой тебя на ночь глядя в таком разе в лес понесло? Жить надоело?

- Не знаю, – призналась я. Потом все же встала, поставила на стол сковородку с едой и вооружилась вилкой, неожиданно осознав, насколько голодна. Ника сердито посмотрела на меня, но присоединилась. – Ты понимаешь, я словно себя в этот момент контролировать перестала, так было паршиво…

- От чего паршиво? – тут же прицепилась она.

Я вздохнула.

- Участкового помнишь?

- Миляга, – охарактеризовала сестрица с набитым ртом.

- Миляга обзавелся девушкой.

Она пожала плечами:

- Ну и? Что, у тебя любовь была неземная?

- Черствая ты! – возмутилась я, наливая в кружки молока.

- Я практичная, – поправила Ника и уже серьезно спросила: – Он же тебе нравился. И ты ему – тоже. В чем проблема?

- Ты знаешь, – буркнула, уткнувшись носом в кружку. – Сама видела, как он тогда отреагировал… И потом, от нашей братии ничего хорошего ему не будет.

- Зато сама беситься бы перестала, – отрезала она. – Мужики, сама знаешь, существа слабые – полгода не пройдет, как он тебе надоест, пить начнет, бубнить непрестанно… Или еще чего похуже.

Возмущенно посмотрев на нее, я не выдержала:

- Ну знаешь! Он этого уж никак не заслужил! Не хочу я ему жизнь портить, ясно?

Удивленно распахнув наивные глазищи (чудная ангельская внешность снова была при ней), сестрица присвистнула:

- Поверить не могу!

- Во что? – устало спросила я, прислонившись к стене и прикрыв глаза. Не знаю, смогу ли теперь нормально заснуть?

- Ты влюбилась! – беспардонно припечатала Ника. И даже рот открыла, уставившись на меня. – Обалдеть можно! Серьезно?

- Просто заткнись, – посоветовала я и сбежала на печь, увлеченно сделав вид, что ужасно устала. Прямо сил нет, как спать хочется.

Покружив у печи и отчаявшись выпытать подробности, она потрясла меня за плечо:

- Эй! Ладно уж, обещаю молчать. И проблема не в этом. Может, поговорим о твоей проблеме?

- Ты что – психиатр? – гавкнула я, отворачиваясь к стенке. Ей богу, она и святого из себя выведет!

Еще немного покружив у печи и убедившись, что я не собираюсь идти на контакт, сестрица наконец убралась в спальню. Долго там возилась, устраиваясь поудобнее, потом вспомнила, что макияж не смыла – еще дольше плескалась в умывальнике, ворча, что в доме нет никаких удобств, потом уронила ухват впотьмах и только когда мое терпение было готово лопнуть, угомонилась. Солнце к этому времени уже показалось краешком из-за горизонта.

Глава 10

Казалось, что заснуть после такого – привилегия не из доступных, но я на удивление быстро отключилась. Снов мне не снилось – и слава богу – да и проспала я всего пару часов от силы, пока солнце не встало окончательно. Пришлось подниматься. Чувствовала я себя препаршиво – ребра болели и чесались, словно внутри меня поселился муравейник, рука запеклась корочкой, под которой неохотно ворочались ткани, срастаясь, а когда я посмотрела на себя в зеркало, то поняла, что лучше на люди пока не показываться. Через все лицо – от подбородка до лба – тянулась глубокая ссадина. Вчера я этого даже не заметила – не до того было – а сегодня…

Пришлось тащиться на задний двор, к летнему душу, и долго отмокать под ледяной водой. С тем же успехом можно было в речку нырнуть – удовольствия мало, но в чувство я пришла, кровь отмыла и вернулась в дом уже почти человеком. Ничего, заживет… Как на собаке.

Если бы еще можно было и в душе все так же отмыть до блеска.