Но говорил не зло и вроде бы даже улыбался – краешком губ. Так что я отряхнулась от снега и попыталась скрыться от представителя закона.
- Алиса Архиповна, ваш дом в другой стороне.
Ах ты ж черт.
Мысленно выругавшись, я неохотно развернулась. Ничего, сделаю крюк…
- Садитесь, довезу! – донеслось с площади. Я мысленно зарычала. Можно было, конечно, отказаться, но снова злить его совсем не хотелось. Плохое настроение Алексея Михайловича приводило меня в уныние и грозило проблемами, так что я смиренно дотопала до уазика и села на переднее сиденье. В салоне машины было тепло – он не глушил мотор, собираясь увезти разбушевавшихся односельчан. От моего соло они разбежались и протрезвели самостоятельно, так что оборотничий нюх уловил только едва уловимый запах запекшейся на морозе крови участкового. Судорожно выдохнув, я отвернулась к окну и сглотнула слюну. Нельзя людей кушать – негигиенично, непедагогично и просто отвратительно, вот. И уж тем более нельзя кушать своих людей.
- Что с вами? – когда уазик выехал на центральную улицу, спросил он.
- Душно, – просипела я, стараясь не дышать.
До моста мы доехали в полном молчании. Едва уазик остановился, я выпрыгнула наружу, тут же втянув носом морозный, колючий воздух – все другие запахи в нем мгновенно затерялись.
- Обещаю в следующий раз салон пропылесосить! – поклялся он, обходя машину. – Ну как? Полегчало? Пойдемте, провожу вас до дома…
- Нет! – вырвалось у меня. – Я к Гришке пойду, поздравлю с наступившим…
Отойдя на пару шагов я все же не выдержала и обернулась, чуть виновато добавив:
- Доброй ночи, участковый.
- И вам… – задумчиво ответил он, продолжая стоять у машины. Его взгляд я чувствовала до самых дверей, потому зайти к Гришке все же пришлось. Брезгливо отряхнув с валенок приставшие крупинки рассыпанной по крыльцу соли (гололеда вроде не было, с чего вдруг?), я вошла в дом.
Парень при виде меня неохотно отлип от окна и ухмыльнулся:
- Помирились?
- Мы не ругались, – привычно отмахнулась я. – Пойдем в дальнюю комнату.
Из окна в ней было отлично видно центральную улицу и собственно дом участкового – мы как раз успели застать, как он поднимается по ступенькам. Через пару минут на кухне зажегся свет, обрисовав знакомый силуэт. Я покосилась на часы – половина третьего ночи, самое время.
- Куда-то собралась? – полюбопытствовал парень, зевнув в рукав. Я только сейчас поняла, что в доме слишком тихо – все уже спали и его я, скорее всего, разбудила. Черт. А в кухне свет горел…
- Мы его вообще не выключаем, дети темноты боятся, – пояснил он. – Так что? Куда тебя понесло на ночь глядя?
- Хочу удостовериться, что на кладбище все в порядке, – честно ответила я, поспешно влезая в валенки, пока участковому не приспичило еще куда-нибудь прогуляться.
Гришка поперхнулся очередным зевком. И без тоговстрепанные волосы, казалось, еще больше встали дыбом.
- И это обязательно делать ночью? Сегодня?!
- Ну, знаешь, днем там как-то слишком многоЛЮДНО! – шикнула я, натягивая тулуп и заматываясь в шарф. Мороз на улице крепчал.
- Погоди! – в последний момент он перехватил меня за рукав. Страдальчески вздохнул: – Я с тобой… Свитер только надену…
- Можно подумать, ты мне чем-то поможешь… – проворчала я. – А Даша что скажет? Проснется – а тебя и след простыл.
Но проще было остановить бронепоезд. Гришка обладал ослиным упрямством – он мог довольно долго на что-то решаться, но если уж ему что втемяшилось в голову…
Дом участкового мы обошли с другой стороны, по сугробам, зато – уверенные, что Алексей Михайлович нас не увидел. Улицы после моего выступления были пусты и тихи, свет в окнах не горел, зато собаки, которые раньше замолкали, едва я подходила, теперь устроили целый концерт. Честное слово, с тем же успехом я могла бы привязать сзади погремушку.
- Ты же сама осенью говорила, что все в порядке, – бурчал Гришка.
Мы вышли на окраину, где ветер и холод ощущался сильнее, но я все равно слышала его бурчание сквозь шарф.
- Говорила, – вздохнула я. – Но Ника сказала, что радоваться еще рано…
Пришлось рассказать ему о нашем разговоре. Его содержание Гришке очень не понравилось. По мере моего рассказа он хмурился все больше – хотя, может, это было связано с тем, что мы подходили к дому Насти, в котором, в отличие от остальных, горели все окна. Даже с расстояния в несколько десятков метров я чувствовала волны страха, идущие от него, и невольно остановилась.
Зимой ночи светлые – видно, почти как днем, только тени слишком резкие, чернильно-черные. Они испещрили белый, нетронутый наст снега вокруг дома и четко выделили вспаханную борозду от крыльца до калитки на задний двор.
Гришка, не будь дурак, тоже замер. Покосился на меня и достал из-за пазухи лом. Я вытаращила глаза.
- Где ты… Нет, не хочу знать. Надеюсь, у тебя к нему ничего не примерзло?
- Злая ты, – обиделся он, застегивая куртку обратно. И уже гораздо бодрее взмахнул оружием: – Ну что? Идем?
- Зря я тебя взяла… – вздохнула я, но двинулась вперед. – Полуночнице, если это все-таки она, лом не страшен, Гриша. Это дух. На вот, возьми.