— Придуряются. Себя в ее возрасте вспомни.
— А что себя вспоминать. Ты у меня был первым мужчиной. И последним… кажется.
Наступив на любимую мозоль Катя ощущала некоторое превосходство над мужем:
— А может ты уже давно замену мне нашел, а сам только притворяешься, что уже не хочешь и не можешь?
— Для человека, скоро разменивающего седьмой десяток ты размышляешь чересчур либерально, дорогая Катя.
— Но я же зачем–то держу себя в форме, пусть не в тех объемах что могла бы, но ты же и не дашь мне шестьдесят внешне.
Виктор не ответил. Он отпустил Катю и вернулся за стол, потягивая коктейль, а Женя и Соня продолжили танец:
— Тимофей не может найти Риту. Сегодня даже Надю к нам притащил, но она ничего не сказала. Дозвониться не получается.
— Он и не дозвонится, — сказала Соня, — у нее в семье несчастье, она уехала из города бабушку хоронить.
— О боже, несчастная, — испугался Женя, — у меня в сущности две бабушки, я не знаю как бы я пережил, если бы с одной из них несчастье случилось. Сколько ей было?
— Шестьдесят восемь.
— Почти столько же сколько бабушке Ире.
— И что Надя? Познакомилась с твоим братом Антоном в итоге? Я что–то тоже заинтересовалась этой загадочной личностью. Познакомишь.
— О–го–го, какие интересные просьбы начались. Ничего у твоей подруги не вышло, родные ее приняли очень кисло, долго шутили насчет ее внешности, ну и манеры — она же про Спиртзавод за столом заговорила, потом оказалось, что она совершенно не умеет с приборами справляться. А мои такое плебейство сразу секут. Если видят что человек хороший, но просто не готовый — то помогут. А когда видят что человек из себя строит много — пиши пропало, можешь убегать и забыть адрес. Но тебя запомнят надолго.
А Надя тем временем возвращалась домой очень довольная. Она вышла из метро, обогнула высотку и прошла через двор. Надя ощущала себя победительницей, будучи уверенная, что сразила всех Гордеевых, которые с таким интересом слушали ее размышления о современном искусстве, выставках, литературе и прочем. Да и разве могло быть иначе, она столько готовилась к этому походу и просто не могла провалить этот экзамен.
Встретив сияющую, как полированный мрамор, дочь, Зина поинтересовалась:
— Как позанималась? У тебя такое лицо, будто ты все экзамены за сегодня сдала и золотую медаль в карман положила.
— Мама! Кажется я влюбилась, — сказала Надя.
Зина застыла в непонимании:
— Ты это поняла на занятии по экзаменам.
— Да, — он помогал Тимофею, — выкрутилась Надя.
— Кто он?
— Его двоюродный брат. Антон.
— Как его зовут?! — испугалась Зина.
— У него прекрасное имя. А главное — редкое — Антон.
Зина проводила свою дочь взглядом, полным ужаса. Похоже все призраки из прошлого взбунтовались и готовы были утопить Зину с концами. Как можно скорее.
Женя и Соня вернулись за стол по окончании третьей песни. Женя галантно выдвинул стул для Сони, а потом сел сам. Над столом повисла пауза.
— Вот что… Женя. Евгений. К сожалению, вы до сих пор не сказали своей фамилии.
В голове у Жени сразу всплыл Тимофей и его слова о семье и прочих предрассудках и он быстро выпалил:
— Моя фамилия Левин.
— Очень хорошо, — вздохнул Виктор Носов, — так вот, Евгений Левин. Соня — моя единственная дочь, и я очень люблю и беспокоюсь о ней. Ее будущее — моя главная забота и потому я очень тщательно подхожу к выбору молодого человека и не могу допустить, чтобы им стал какой–нибудь проходимец. Я не из очень богатых людей, но ты можешь видеть мой дом, мог бы посмотреть на мою фирму. Деньги у меня есть, и потому Соня может оказаться мишенью для авантюриста, а я бы этого не хотел.
Женя кивал в знак понимания того, что говорил Носов.
— Так вот, — заключил Виктор, — я думаю, что нет причин мне запрещать вам видеться, но я хочу чтобы вы были благоразумны, и не творили глупости. И если ты обманешь мою дочь или заставишь ее страдать, я сверну тебе шею.
По интонации Женя не смог понять шутит Виктор или нет, но Соня знаками дала ему понять, чтобы он молчал и ничего не говорил.
После завершения официальной беседы Соня была отпущена прогуляться с Женей по парку напротив дома и проводить его до автомобиля.
— У тебя очень необычные родители. Отец мне просто непонятен — не совсем ясно, когда он серьезен, а когда нет.
— Я никогда и не умела различать — он всегда и все говорить с одной интонацией.
— Да уж, — отмахнулся Женя, — я рад что этот вечер закончился, и, честно говоря, предпочел бы его не повторять, как можно дольше.
— Я понимаю тебя, и сделаю все от себя зависящее. Я тоже ощущала себя не в своей тарелке в этой ситуации. Я боялась, что он выпьет лишнего. Потому спиртное и не ставила на стол. А сейчас он себе позволит вискаря, и еще разойдется. Но тебе это лучше не видеть вовсе. Я постараюсь чтобы не увидел никогда.
— Соня, — сказал вдруг Женя, — я… Я люблю тебя. И очень хочу поцеловать тебя.
Соня посмотрела на Женю и по ее глазам он понял, что она ждала этого весь вечер. Но Соня ничего сначала не сказала, просто не решилась.
— Ты чего–то боишься? — спросил Женя.