Нечего прощать [СИ]

В силу полученных травм она слышала только на одно ухо, а говорить не могла совсем. А слезы не хотели катиться из ее глаз, не позволяя давать волю чувствам и хоть немного отпустить тому горю, что уничтожило ее и раздавило.

— Давай пошла! — Гнида получила удар ладонью по голове и поняла, что от нее чего–то хотят. Единственный глаз посмотрел с болью и тоской, в нем блеснула слеза.

— Иди жрать, Гнида, — заорала надзирательница прямо в ухо.

Надежда спустилась с кровати и медленно побрела из палаты, в которой ровными рядами стояли еще девять коек, часть из которых были пустыми. Запах, который она не могла ощущать постоянно врезался в обонятельные центры, он въелся в скромную одежду, проникал всюду, и теперь, даже выйдя из этого страшного места, тебе уже не смыть с себя этого запаха. Пусть ты его сама никогда не сможешь оценить — он останется с тобой до гробовой доски, а когда умрешь, даже обмывая твое тело не сможет освободиться от совершенного греха. Он останется навсегда, а потом небеса, принимая тебя, покажут настоящие, черные облака, которые больно жалятся электричеством молний и килограммами презрения, которое свалится на твою голову. Твоя кровь проклята. Твое тело смешано с дерьмом. Твоя жизнь никому не нужна. Тебя уже не существует, сраная Гнида. Ты просто галлюцинация. Мираж. ТЕБЯ НЕТ, СУЧАРА!

— Вот тварь глухая, — сказала надзирательница своей сменщице, — ведь часто притворяется что не слышит. Отца своего убила, спала при этом с ним. И бабушку подушкой удушила, отравить не смогла.

— И как таких только земля носит?

— Не знаю, но тех, кто с ней все это сделал так и не нашли, а потом, я слышала, за то, чтобы она получила на полную катушку судье денег отвалили, говорят что семья ее отца, которого она взорвала вместе с женой.

— Вот чудовище…

— Страааашная. Чему если можно только позавидовать, так это волосам…

И только еле уловимый шорох, который издают твои ноги при ходьбе гулким эхом откликается в тишине этого мрачного помещения…

* * *

Под потолком качался кусок провода, на котором когда–то висела красивая люстра. Сейчас там не было даже лампочки. Где–то вдалеке раздавалась веселая трель колокольчика, который пришлось повесить на дверь, чтобы знать, что кто–то пришел. Старая система давно не работала, а включить ее не было денег.

…Катя проснулась. Она поднялась с кровати и вышла в коридор. По всему дому плавал запах гнили — так как уже давно отключили электричество и все, что было в холодильнике начало портиться. Отопление не работало, потому спать приходилось одетой. В дом очень быстро ворвалось запустение, повсюду летали клоки пыли, а из дивана поднимался целый столб белесой дымки, если на него приходилось садиться, но этого никто и не пытался делать, потому что в проклятом доме со времен той самой вечеринки никто не появлялся.

Катя вышла на лестницу, каждый ее шаг отдавался эхом в гостиной и поднимал с пола пыль. Ступени скромно поскрипывали под ее ногами, и пока что не собирались ломаться, все таки дом был недавно отремонтирован, но при этом он напоминал раненого зверя, которому в грудь воткнули копье и оставили тихо умирать, обдуваемого всеми ветрами, которые, при первой же возможности врывались в пустую гостиную и гоняли поземку…

Катя толкнула тяжелую дверь и оказалась во дворе. Солнце ударило ей в глаза и она зажмурилась от непривычки — каждый раз это ее настигало очень неожиданно, и что странно, она не могла свыкнуться с этим. Двор был завален высоченными сугробами чистейшего снега, который блестел на солнце, словно алмазная пыль.

Медленно пробираясь по узкой стежке, которая вела через сугробы к калитке Катя думала о том, что наверное, это возвращается ее муж Виктор, который скажет, что все закончилось. Столько времени пришлось его прождать, что давно пора бы ему и появиться стоило…А Виктор все не шел и не шел — и тогда Катя отправлялась на кухню, где продолжала лежать голова супруга, за это время прилично испортившаяся и испускавшая ужасный запах гнили и тухлятины. Однако это ничуть ее не смущало — Катя садилась напротив и говорила с мужем, целовалась с ним, рассказывала о своих фантазиях, разгадывала с ним судоку, журила его за измену с Зиной и влечение к малолетнему отпрыску уволившейся Вики. И при этом продолжала ждать возвращения мужа, могла часами сидеть у окна своей комнаты, выходившего на улицу и вглядываться в редких прохожих, которые возвращались с автобусной остановки или от метро. Иногда, если ей казалось, что видит мужа, Катя бросалась к калитке чтобы его встретить, но никого не находила. А сейчас она нашла у калитки белый конверт. Он одиноко лежал на полочке, приделанной к ограде, на которой еще месяц назад висел покосившийся почтовый ящик.