— Хорошо, — одобрил Великий Гагин. — Ну, а теперь нужна нам дозорная вышка.
Появилась и вышка.
Сам Гагин лазил на эту вышку. Посмотрел на все на четыре стороны и опять заявил:
— Хорошо.
Когда крепость была построена, завез Гагин в нее пищали и мушкеты. Неделю крестьян обучал стрельбе. Оказались они способными. Пожалуй, лучше стрельцов стреляли.
А так как крепость без пушки не крепость, то раздобыл Великий Гагин и пушку. И снова учил мужиков стрелять. Стали они заправскими пушкарями и опять заслужили доброе слово Гагина.
Выдал боярин каждому по кружке хмельного. Выпили мужики за крепость, за Гагина.
По приказанию хозяина пушку поставили дулом к востоку, к Волге, туда, откуда и ожидали атамана Разина.
— Ну, приходи, — потирал руки Великий Гагин.
И Разин пришел. Только еще до этого, не дожидаясь появления Разина, как только крепость была готова, крестьяне сами схватили Гагина. Но не убили. За науку, за крепость, за пушку простили боярину прошлые свои обиды. А когда разинцы появились, вывели крестьяне своего барина к пушке и заставили стрельнуть. Но не в людей, а в небо. Как привет-салют Разину.
Великий Гагин ругнулся, сплюнул, но стрельнул.
Узнав от крестьян, откуда у них пищали, мушкеты и пушки, Разин тоже пощадил Гагина.
— Значит, и бояре нам помогают, — говорил с улыбкой Степан Тимофеевич. — Ну что же, спасибо, помощничек, — подмигнул он Великому Гагину.
Княгиня Лыкова, как и Великий Гагин, тоже осталась в своем имении. Только вал насыпать княгиня не стала. Ров вокруг дома не рыла. Мушкетов не покупала. Пушку тем более.
Просто пустила она на постой монашенок.
— Святую обитель злодей не тронет!
Поселились монашенки в имении Лыковой. Стали земные поклоны бить, читать без конца молитвы.
Прошла неделя, прошла вторая, присмотрелись монашенки, освоились.
Жить в монастыре за высокими стенами — это тоска тоской. Другое дело вот здесь, в имении. Речка бежит за откосом. Колышется рядом лес. В лесу и грибы и ягоды. Птицы поют на рассвете.
Живут монашенки в доме у Лыковой, отбивают земные поклоны, а сами о речке, о лесе думают.
Как-то одна из них украдкой искупалась в реке. А потом по секрету другим рассказала.
Вторая украдкой ходила в лес. И тоже о том проболталась. Принялись и другие на речку бегать. Начали в лес ходить.
Проклинают монашенки свою неволю. Заразились мечтой о воле. То соберутся они на лугу — песни поют мирские. Ночь наступит. Спать монашенкам давно пора. Не спится монашенкам что-то. Смотрят на звезды, сидят, вздыхают. То рассказы начнут о доме.
Стыдит их княгиня Лыкова:
— Ах вы такие, ах вы сякие! Так-то вы господу богу служите? Так-то земные поклоны бьете?
Не помогает.
Кричит на них Лыкова:
— Ах вы бесстыдницы! Ах вы безбожницы! Так-то вы святость свою бережете? Так-то службу несете царю небесному? Вот вам кары пошлет господь!
Не помогает.
Летят на монашенок, как град, угрозы:
— Не бывать вам в хоромах райских. Не слыхать вам пения ангелов. Гореть вам, грешницы, в пламени адовом. Вечные веки в кипящих котлах страдать.
Не помогает.
— Смиритесь, смиритесь! — кричит княгиня.
До того довела она бедных монашенок, что жизнь им теперь не в жизнь. Обозлились монашенки, сожгли имение и разошлись по домам.
Долго потом говорили люди:
— Разин спалил имение, Разин. Он и в наших местах побывал.
А Разин поблизости вовсе и не был. Прошел он где-то дальней совсем стороной.
Почему же так говорили люди?
В великом страхе живут бояре. Прячут свое добро. Кто в колодце его утопит, кто в погребах укроет, кто специальные ямы роет.
Боярин Квашня Квашнин спрятал свои богатства в навозной куче.
Доволен Квашня Квашнин:
— Вот я какой смекалистый! Кто же к куче навозной сунется?
Легко на душе у боярина. Охраняет навозная куча барское золото и серебро.
Однако прошла неделя, и забеспокоился вдруг Квашнин. Чудится все боярину, что кто-то его приметил, кто-то за ним следил.
Перепрятал боярин богатства в другое место. Зарыл на опушке леса у старого дуба под самым осиным гнездом.
Доволен Квашня Квашнин:
— Вот я какой смекалистый! Кто же к осам посмеет сунуться?
Легко на душе у боярина. Гудят возле дуба осы. Охраняют барское золото и серебро.
Однако прошла неделя, и забеспокоился вдруг Квашнин. Чудится все боярину, что кто-то его приметил, кто-то за ним следил.
Снова вырыл богатства Квашня Квашнин. Вновь перепрятал. Закопал у гнилых коряг, там, где водились змеи.
Доволен Квашня Квашнин:
— Вот я какой смекалистый! Кто же к гадючьему месту сунется?
Легко на душе у боярина. Шипят, копошатся змеи. Охраняют барское золото и серебро.
Снова прошла неделя, и опять у бедняги покоя нет. Чудится все боярину, что кто-то его приметил, кто-то за ним следил.
Вновь решил перепрятать добро Квашнин. Теперь уже наверняка. Теперь уже в самое верное место. Поволок серебро и золото в дремучий-дремучий лес.
— В медвежьей берлоге добро укрою. Вот я какой смекалистый! Кто же к берлоге сунется?
Только неласково встретил медведь боярина. Хватанул его лапой косматой. Тут и пришел Квашне Квашнину конец.
Лежит в дремучем лесу смекалистый. Прощай барское золото и серебро!