Небываемое бывает

Русский народ, повторю, никогда не считал своих благодеяний. Но, видимо, чтобы социализм был действительно учетом, для полноты правды пришла пора подсчета. Все крайние националисты считают, что их республики обирают в пользу центра. Самое отрезвляющее и здоровое на свете — это хозрасчет. Но чтобы не было кривотолков, обид и взаимных подозрений, перед его введением следовало бы создать 15 государственных комиссий на каждую союзную республику и подсчитать, сколько за 70 лет они получили шпал, гвоздей, железа, станков, капиталов, нефти, хлеба, вузов. И сколько они отдали в союзный фонд. Настала необходимость знать, кто же кому должен. Такой шаг был бы трезвым, мудрым и своевременным. Причем баланс долгов надо проводить только по мировым ценам, ибо у нас держава мировая, и она нашла бы, куда продавать сибирскую нефть. Можно даже пе принимать в расчет того обстоятельства, что Россия избавила грузин и армян от физического истребления, а в немецкой Риге до прихода русских латышам запрещено было жить. Как не будем вспоминать, что до прихода русских полков в каждом имении Прибалтики стояли виселицы и что русское крепостное право было самым мягким в Европе. Вы можете даже в страшном сне представить русское имение с виселицей посередине?

Мы спрашивали себя: что бы стал делать сегодня Пушкин? Оп стал бы заново созидать Россию и писать о Жукове. Его поразило бы, что пятьдесят миллионов мужчин взялись за оружие во второй мировой войне, а величайшего полководца среди всех противоборствующих стран дал все-таки тот народ, который более всех потерял своих сынов. Ни один сражающийся парод пе имел после первой мировой войны за спиной гражданскую резню, лагеря, голод, переселения, расстрелы, чистку. И тем пе менее именно земля Александра Невского дала Жукова. И какая поступь была у этого мужчины, какая мощь ума и непреклонность натуры в окружении парализованных страхом служителей культа. Это было как чудо! Как знамение. Народ, давший такого всадника, преодолеет и водку, и потребительский дух, и черта. Жуков — это и тайна, и надежда, на его образе можно воспитывать целый народ. Жуков соединил собой все эпохи, традиции и режимы. Он — георгиевский кавалер, драгун и четырежды Герой Советского Союза. Счастлив офицерский корпус, имеющий таких представителей. Но не всегда он был счастлив.

И тут нельзя не сказать главного. К февралю 1917 года восемьдесят процентов русского офицерства являлись сынами трудового народа. Это были те, кто из школ прапорщиков стал на место выбитых в боях кадровых офицеров. Вдумайтесь в этот факт величайшей исторической значимости. Подобный социальный сдвиг произошел впервые со времен «Повести временных лет». Когда паши писатели, ученые, историки и публицисты размышляют или стенают по поводу действительно ужасных поражении Советской Армии в 1941 году, то, как по команде, срабатывает трафаретный механизм в сознании. Все говорят о двух вещах: о том, что Сталин не внял предостережениям о нападении, и о том, что он репрессировал невинные командные кадры перед войной. И эти два положения уязвимы, но они исторически повисают в воздухе и навсегда запутывают картину подлинных причин, и это заблуждение становится догмой уже для академических многотомников.

История нашей армии и ее офицерского корпуса начинается не в 1918 году. Я уже говорил выше, что к концу 1924 года комиссия ЦК провела всеохватывающую, тщательную и беспристрастную проверку всей Красной Армии и доложила с суровой прямотой тех лет, что армии «как силы организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами у пас в настоящее время пет и опа небоеспособна». После этого и началась знаменитая военная реформа 1924—1925 годов. Вот до какого состояния доведены были вооруженные силы «перманентными разрушителями» во главе с «полководцами» Троцким и Сталиным (Бронштейном и Джугашвили). В каких ямах похоронен офицерский корпус, который пошел па службу к красным? Куда делись сыны народа, ставшие офицерами в окопах первой мировой войны? Пусть этими розысками займутся те, кто охотно смакует репрессии. Сейчас речь не об этом.

На моей улице живет Юрий Борисович Шмаров, бывший офицер Нарвского гусарского полка. Из столбовых дворян, каких и до революции в старой армии уже были единицы. Он — известный знаток генеалогии русских дворянских фамилий и историк русских усадеб. Шмаров при Сталине отсидел 25 лет. Сейчас ему за девяносто. Несколько лет назад я встретил его на углу Староконюшенного переулка и улицы Рылеева на Арбате и сйросил:

— Юрий Борисович, в каком году вас арестовали?

Мой собеседник выпрямился, провел рукой по густым седым волосам и, вскинув подбородок, как юнкерской порой, медленно и раздельно проговорил:

— Тридцать третий год. — Затем, сделав паузу, отчеканил: — Последний офицерский набор!

Так что не в 1938-м был последний офицерский набор!