Педагогика — понятие многомерное, глубокое и как подлинное учительство охватывает всю бытийность человека и неисчерпаема, как сама жизнь. Истинная педагогика необходимо предполагает сотрудничество. Последнее — одна из ее очень многих составляющих, как бы малая часть ее. Невежественно и диковато по одному из инструментов учительства, по части называть все явление. Подобное сочетание целого — педагогики с одной малой ее частью неизбежно искажает и разрушает целое. Видите, опять разрушение. Разве мыслима педагогика без такта? Так что выпустим на телеэкран нового «новатора», чтобы он мутил и путал стомиллионную аудиторию «педагогикой взаимности» и «педагогикой равенства» или «педагогикой доверия», а то и «педагогикой ответственности»... Этак можно без конца. Мы уже давно через голубую соломинку телевизора раздуваем, как цыган кобылу, очередного новатора — то в просвещении, то в науке и экономике, то в социальной сфере, вместо того чтобы воспитывать и призывать зрителя к ответственности, серьезности, вдумчивости и верности, выработанным тысячелетними жертвами народных подвижников нравственным устоям. Гласность — это не сигнал к реваншу для «новых новаторов». Однажды их предшественники пролеткультовской «педагогикой сотрудничества» в страшные двадцатые годы едва ли не разрушили до основания нашу школу, созданную веками незаметным трудом, совестливым служением тысяч безвестных учителей из породы Ушинских.
Ребенок идет в школу развиваться, тянуться, расти нравственно, умственно, физически, а не сотрудничать. Чтобы расти, нужен эталон, а не сотрудник. Да и того в школе днем с огнем не сыщешь — одни сотрудницы. Потакая, заигрывая и сотрудничая, стали на святая святых — педагогический совет — звать школьников. Это как если бы «новый демократ» на военном корабле, «перестраиваясь», стал бы время от времени зазывать в кают-компанию на обед несколько матросов. Это разрушило бы дисциплину, устои, порядок, а главное — унизило бы самого матроса и всю команду. Это подглядывание и фальшь вносят в экипаж и школу ложь и двусмысленность, порожденную все той же бациллой фамильярности.
Призвание школы — готовить к жизни. Жизнь не праздник, повторяю, школа — не удовольствие и не дискуссионный клуб. Школа призвана готовить к житейским будням, труду, лишениям, мужеству. Школа должна приучать делать не только то, что в радость, а, напротив, прививать умение, стиснув зубы, преодолевать и скучную зубрежку, и многое другое. Мы настраиваем телевидением и газетами не на преодоление, а на нытье от нагрузок, потому школьник угрюмо и непрерывно рефлексирует. С этим же настроением он идет в армию. А тут ему по телевизору — чудо-новатор. А зритель у нас давно отучен думать и отбирать и стал вроде некоего принимающего пассивного устройства, но зато готового к огульным оценкам. Учителя в провинции, а школьники и подавно, уверены, что в их школу стучится Дед Мороз-новатор. В мешке у него полно чудес и по меньшей мере — отмена домашних заданий. Учителя уверены, что на дне мешка новый план, который избавит их от комиссий и казенных методик. Новатор уже ногу занес на порог школы, но злые дяди-бюрократы из Минпроса ухватились за мешок и оттаскивают доброго новатора от спасаемой им школы. Тут же звонки... письма... жалобы... крики.
— Пусти новатора!..
Мы тем самым учим винить не себя, не строгости
себе учим, а настраиваем на любимую у нас охоту за козлами отпущения.
У нас тысячи подлинных мастеров на просторах страны, трудолюбивых и незаметных. Учителя, которых объявили «новаторами», на самом деле только живые, хорошие учителя, какие должны быть в каждой школе. Может быть, мы уже дошли до того, что просто хорошо работающий учитель уже такая редкость, что попадает в «новаторы»?.. Каждый из шестерки «новых новаторов» люди сами по себе простые, добропорядочные и просто обаятельные. Если учитель говорит детям в первом классе: «Тише, дети, у нас на уроке уснул Шота, пусть он поспит», — в бытовом плане такой учитель даже мил и симпатичен, пусть и чудаковат. Но когда это перед всей страной как штрих своей «методики», разумеется, «новой» высказывает член-корреспондент Академии педагогических наук Шалва Амонашвили, это, увеличенное и раздутое телевидением, уже искажает маленький эпизод. Доброму Амонашвили можно резонно заметить: «Шота пришел в школу учиться, а не спать». Тем более что движение человеческого сердца Амонашвили, милое и отеческое в быту, в телестудии звучит уже как «сю-сю-методика», которая имеет мало общего с благородной, глубокой и древней грузинской народной педагогикой.
Но кроме старых и новых новаторов есть в Академии когорта замечательных и честных ученых, которым в этой атмосфере работать невозможно. Атмосферу создала печать. В народе говорят: «Пока паны дерутся, у холопов чубы трещат». Чубы трещат более всего у детей, которые страдают от этой возни.