Небоскреб

— Мне вообще не нравятся кодексы, потому что они внушают инженерам, которые их придерживаются, ложное чувство безопасности. Несчастные инженеры стремятся следовать кодексам вместо того, чтобы самим подумать, как будет работать их проект, не окажется ли он гибельным для покрытий с широкими пролетами, небоскребов или каких-нибудь причудливых строений. Кодексы, если только их не пересматривать каждые несколько лет, затрудняют введение новых материалов и методов, которые могут оказаться безопаснее, да и дешевле, чем старые. Впрочем, это неизбежный порок, и нью-йоркский кодекс ничем не хуже какого-нибудь другого. Он, конечно, лучше, чем в целом по стране. Как известно многим из присутствующих, вплоть до 1970 года в вашем кодексе почти игнорировалась сила ветра. Для первых ста футов высоты здания проектировщику разрешался допуск бокового давления ветра штормовой силы в ноль фунтов на квадратный фут! Трудно в это поверить, но это так. Сейчас нью-йоркский строительный кодекс допускает нагрузку ветра на остекление оконных блоков в тридцать фунтов на квадратный фут для первых трехсот футов высоты, тридцать пять — для высоты от трехсот до шестисот футов и сорок — для всего, что выше. Беда заключается в том, что, как показывают опыты в аэродинамической трубе, локализованное давление на фасад здания может достигать и вдвое больших показателей. Я не знаком с нью-йоркским кодексом в целом, однако некоторые его части можно было бы и модернизировать. Для начала я бы настоял на необходимости проверки в аэродинамической трубе всего, что будет задействовано при строительстве зданий, скажем, выше двадцати пяти этажей.

Судя по всему, вопросы и ответы могли бы затянуться на всю ночь. Спустя час вмешался председатель собрания, объявив, что можно задать еще только один вопрос. Митчелл с признательностью посмотрел на него и указал на еще одного из студентов. Его вопрос вызвал общий взрыв смеха.

— Что на самом деле представляет собой Арам Залиян?

— Ну, это простой вопрос. Меня здесь впервые спрашивают о том, на что я могу ответить с уверенностью. Что на самом деле представляет собой Арам Залиян? Не имею ни малейшего представления.

Кот Эйлин Макговерн свернулся клубком у нее на груди. Несмотря на мягкое давление руки Эйлин, животное не желало опускать голову. Кот пристально смотрел в окно. Оконная рама дрожала под натиском ветра, а дождь с такой силой бил в стекло, что создавалось впечатление, будто кто-то невидимый бросает в него мелкие камешки.

— Отправляйся спать, Пушкан, — прошептала Эйлин, поглаживая шелковистый мех. — Это всего лишь шторм. Не бойся.

Эйлин пристально смотрела в потолок над своей кроватью, и глаза ее были почти так же расширены, как у кота. Она тоже боялась, но не шторма, а того, что может сделать Залиян, когда утром она посмотрит ему в глаза и расскажет о своем решении. Она не станет ничего скрывать, каковы бы ни были последствия. И если она достаточно знала этого старого армянина, то в сравнении с его реакцией завывания шторма за окном показались бы просто журчанием ручейка.

Да, она боялась, и даже кот чувствовал это.

— Извини, — сказал Митчелл, когда их губы разъединились, — это было непреднамеренно. То есть я не планировал этого.

— Хорошо, если так.

— Это очень непрофессионально с нашей стороны.

— Очень.

— У нас завтра уйма важной работы, и нам нужно хорошенько выспаться.

— Ты абсолютно прав. Уже поздно. Мне ни в коем случае не следовало приглашать тебя зайти. А теперь вот видишь, что получилось.

Они обнялись и снова соединились в долгом поцелуе. Митчелл посмотрел на нее и покачал головой.

— Я себя прощаю. Против тебя никто не устоит. Господи, мне много лет приходилось делать массу вещей для адвокатов. Но вот поцелуи в этот список не вошли. Ладно, полагаю, мне надо идти.

— В самом деле надо. Правда, дождь очень уж сильный. Ты промокнешь до ниточки, дожидаясь такси. Я могу одолжить тебе свой комбинированный свисток и для такси, и для полиции — никогда не расстаюсь с ним.

— Со мной все будет в порядке. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

И еще один поцелуй, и еще одно объятие. Митчелл взглянул на нее.

— Мне труднее желать спокойной ночи тебе, чем кому-либо другому за всю свою жизнь.

— Неплохо.

— Но придется это сделать. Придется убрать с твоих плеч руки, придется выйти вон в ту дверь, а потом придется вызвать лифт. Придется собрать всю свою волю в кулак.

— Ты говоришь, как рыцарь в средневековом романе. Надо еще раз это обдумать.

— Я уже обдумал.

— Может быть, обдумаешь снова?

— Хорошая мысль. Тогда я пожелаю доброй ночи. Потому что в самом деле должен идти.

Окна в квартире Кэрол от ветра задребезжали, когда их губы снова встретились, но они ничего не услышали.