Небоскреб

Пришлось выйти и сказать несколько слов почтеннейшей публике. Мол, я посчитал совершенно справедливым выставить картину в том самом здании, что на ней изображено, и искренне рад, что народу понравилось. Тоже сорвал аплодисменты, пусть и не такие, как Маринка.

— А теперь слово предоставляется директору Управления Специального Домовладения города Зухова Хельмуту Францевичу Вайссу!

М-да, директор у них персонаж колоритнейший, ничего не скажешь. Наташке было в кого вырасти такой дылдочкой — её прадедушка со своим почти двухметровым ростом возвышался над всеми присутствующими. Прямой как палка, и как палка же худющий, с высохшим лицом, не смотревшимся, однако, безжизненным благодаря холодному сиянию голубых глаз, редкими почти бесцветными волосами, директор УСД выглядел этакой улучшенной версией Кощея Бессмертного. Мысленно я отдал должное искусству портного, пошившего директору костюм — уж больно удачно одежда скрашивала худобу Наташкиного предка. Впрочем, меня больше поразило другое — выступить перед собравшимися Вайсс вышел уверенным шагом, не пользуясь даже палочкой. А ведь ему под стольник, если не больше!

— Я здесь единственный, кто лично знал Эдуарда Ковальского, — еле уловимый акцент в речи директора можно было списать на особенности старческой дикции. Вот не знал бы, что русский язык для него не родной, так бы и оставался в неведении. — Характер у него был сложный, иногда Эдуард бывал молчаливым и замкнутым, а иногда весёлым и жизнерадостным. Но он всегда был добрым товарищем и очень честным человеком. Эдуард никогда никому не врал. Никогда. Жить и работать с такой честностью ему было трудно, но он держался и всегда оставался самим собой.

Вайсс говорил ещё минут десять, продолжая всё в том же духе. По его словам выходило, что Малюев был прямо-таки ангелом или как минимум святым. Как при таких душевных качествах он стал запойным пьяницей, Хельмут Францевич скромно умолчал. Да ладно, мне-то что?

Глава администрации города Зухова, невысокий толстячок с довольным и жизнерадостным выражением лица, если я правильно запомнил, Дементьев Сергей Евгеньевич, ожидаемо обозвал выставку заметным событием в культурной жизни города и обрадовал присутствующих известием о том, что по согласованию с руководством Управления Специального Домовладения выставка будет открыта для свободного доступа четыре часа ежедневно в течение ближайших двух недель. Ага, значит, ещё две недели нам предстоит провести на спецдомовладельческих харчах. Это по минимуму, как оно в жизни выйдет, фиг его знает.

Толкнула речь и редакторша одной из городских газет, расхвалив на все лады деятельное и благотворное участие Управления Специального Домовладения не только в экономической жизни Зухова, но и в культурной тоже. Хм, а вот это интересно… По моим прикидкам, содержание небоскрёба должно было влетать в хорошую такую копеечку. Не думаю, что расходы по этой части нёс только городской бюджет, основные деньги, как мне представлялось, шли из Перми и Москвы, но раз уж зашла речь о благотворности небоскрёба для городской экономики, то и доходы городу он должен был обеспечивать немалые. А уж то, что Зухов выглядел городом далеко не бедным, я заметить уже успел. Вот, спрашивается, как? Как небоскрёб пополнял городской бюджет, если я пока что никаких признаков прибыльности УСД не увидел?

Ещё несколько скучных, но, к счастью, коротких речей, и официальная часть мероприятия благополучно закончилась. Началась неофициальная — народ с радостью переместился к дальней стене зала, вдоль которой выстроились столы с закусками и напитками. Мы с Маринкой приняли немного шампанского и уже собирались двинуться знакомиться с Михайловыми, стоявшими со слегка обалдевшим видом несколько поодаль, как к нам подобралась Наташка и позвала за собой — пообщаться с нами выразил желание Хельмут Францевич.

Ну вот что, спрашивается, за несправедливость? Ведь Кощей Кощеем, а Маринку обаял в три секунды! Всего-то навсего как бы между делом ввернул, что у него хранятся полтора десятка рисунков Малюева, и Маринка чуть из стрингов не выпрыгнула! Что от Малюева, помимо живописи, остались ещё и графические работы, она, как потом выяснилось, знала, но живьём их никогда не видела, да и в виде фотографий ей попались три-четыре малюевских рисунка. В общем, они к обоюдному удовольствию договорились, что рисунки эти директор Маринке в скором времени покажет. Особой ревности у меня это в силу возраста Вайсса не вызвало, но, сами же понимаете… В общем, когда директор нас милостиво отпустил, я осторожно, чтобы Маринка не видела, вздохнул с облегчением.

Пока мы беседовали с местным главным небоскрёбщиком, с Михайловыми успели заговорить Антон и Аня, и мы, на правах знакомых молодых спортсменов, с ходу присоединились к разговору.

— Да вообще отстой! — бушевала Мила Стрим. — Я не могу отсюда стримить! И с улицы не могу! Пап, давай свалим нафиг из этого долбаного Зухова! Я, блин, тут только время и деньги теряю!