– Торговля идет очень вяло с того дня, когда произошел несчастный случай, – отозвался продавец, когда Митчелл обратил внимание на явный недостаток покупателей. – Даже пешеходов на этой улице поубавилось. Кому хочется быть разрезанным надвое? А в ветреные дни, вроде сегодняшнего, дела совсем плохи, потому что половина работающих здесь людей предпочитает оставаться дома. Боятся. Разве можно их за это осуждать?
Митчелл согласился, что нельзя. Продавец – розовощекий мужчина в очках в стальной оправе – искоса посмотрел на своего покупателя, передавая ему сдачу.
– Надо бы заставить их снести это здание и построить заново, если для них важны связи с деловой частью города, – сказал он и ткнул большим пальцем в небо. – А вы знаете, почему они этого не делают? Потому что они все в кармане у этого старика. Да. Это уж точно. Вы, видно, думаете, что я шучу.
– Неужто дела настолько плохи, а?
– А теперь, я слышал, они наняли какого-то инженеришку-афериста, чтобы он составил им поддельный отчет. Смеху подобно! За что ему заплатили, то он и напишет.
– Бог мой, надеюсь, что нет, – сказал Митчелл, поворачиваясь, чтобы уйти. – Не хочется даже думать, что в нашем мире нельзя доверять никому.
Ни на минуту не закрывая рта, Билл Слатер двигал щеткой и валиком по гладкой поверхности стекла с экономией движений, которая достигается только длительной практикой, доставая до каждого угла и не пропуская ни полоски.
– Преподобный, – добродушно сказал он своему партнеру, стоявшему на другом конце платформы, – похоже, будет дождь, но знаешь, что я тебе скажу? Видимость может быть обманчивой. Вот как-то раз встречаю в одном баре бабу. Я подумал, что она беременна, и, желая быть любезным, спрашиваю, когда она собирается разрешиться и кого ей больше хочется, мальчика или девочку. Ну, и распроклятый же я сукин сын, ведь оказалось, что она вообще не беременна! Она просто такая толстая!
Преподобный Ральф Бун молча глядел вниз, на ближайший к зданию край платформы.
– Надо бы нам закругляться, – наконец сказал он. – Слишком ветрено.
– Да дерьмо это все: ветрено – не ветрено. Не с этой же стороны. Мы с тобой укрыты. Посмотри-ка на людей там, внизу, пытающихся удержать свою одежду и шляпы, а у нас здесь наверху даже слабого ветерка нет. Чувствуешь? Это же просто поэзия. Ты-то, наверное, скажешь: «Ерунда!», – а я все время читаю разные стихи. Послушай: «Вот передрались как-то раз студенты из Юкона, и...»
– Платформа не касается здания, – показал Бун. – Видишь? Резиновые колесики не опираются о гранит.
С видом эксперта Слатер провел валиком по краю окна.
– Посмотри-ка на беспорядок там, внутри, – сказал он, останавливаясь и наклоняясь вперед. – Бумаги и книги разбросаны по всему полу. Здание, должно быть, и в самом деле тряслось прошлой ночью, – вытерев валик тряпкой, он двинулся к краю платформы и положил руку на стопор лебедки. – Ладно, давай опускать ее вниз. Эй, Преподобный, да ты даже не начинал еще свое окно! Что, черт побери, с тобой творится?
– Странно, – печально сказал Бун, все еще показывая вниз. – Мы же не касаемся здания. Видишь?
Слатер посмотрел. С его стороны между резиновым колесиком и гранитной стеной был небольшой зазор.
– Да, это странно. А с твоей стороны касается?
– Нет. Когда я первый раз заметил, зазор был примерно в дюйм. А теперь по меньшей мере два.
Взгляд Слатера пробежал по тросам вверх, до самого козырька над 66-м этажом.
– Мы, должно быть, закрепились вверху слишком далеко от здания.
– Как же это могло произойти? Кронштейны не передвигались. Вот потому-то я и говорил, что сейчас не время для работы. Я думал, что, может быть, ветер отодвигает нас в сторону, но нет, это что-то другое. – Бун вытянул вперед руку. – Видишь? Никакого ветра.
– Так из меня, пожалуй, все дерьмо вылетит. Давай-ка, раз уж мы застряли тут внизу, сделаем еще парочку уровней. А потом поднимем платформу наверх и посмотрим, что там стряслось.