Небо тебе поможет

Уцелеем, несмотря на мороз: потребуется как минимум час, чтобы установить наше местоположение; плюс полчаса на то, чтобы освободить нас из обледеневшего «яйца»; и еще час, чтобы доставить нас в больницу скорой помощи. Сколько уйдет времени на то, чтобы вернуть нас к жизни? Будут ли осложнения при реанимации?

Это злосчастное воображение почти постоянно поглощает меня.

Я должна думать, что «худшее случается не всегда», что «страх не избавляет от опасности». Не испугался ли опасности и мой парень? Опасность овладела и его мыслями. Разве смог он замаскировать свой страх, прежде чем высунуть нос из-под шарфа?

Я не знаю, мое ли воображение пытается навредить, но снаружи все по-прежнему, черт побери! Я тону в своих мыслях перед белой завесой. Глаза просят осмотреть все вокруг, я же заставляю их не заглядывать за пределы нашего «яйца». Рассматриваю свои лыжные палки. Серебристо-голубые. Расхваливаю их. Красивые лыжные палки. Светло-голубое кольцо, отличный подбор цветов. Я пытаюсь отвлечься от злосчастных мыслей.

Мои глаза блуждают сами по себе. Их больше не привлекают мои красивые палки, они устремляются в ничто за пределами нашей кабинки! Я не контролирую больше свои глаза. Они сами решают, они заставляют меня выглянуть из кабинки. Смотрю. Пустота. Белизна.

Так оно и есть.

Такая ситуация совсем меня не устраивает.

Мне нужно видеть даль. Мне нужно, чтобы небо открылось.

Мне нужно, черт возьми, чтобы эта несчастная кабинка ожила! Мне становится трудно скрывать, что спокойствие меня покинуло. Мое спокойствие ускользнуло через окно. Я съежилась. Рот уже приоткрылся, чтобы сказать, что мне страшно.

Жером опередил меня. Он начал кричать раньше меня, да так громко, что мне показалось, будто что-то взорвалось. Меня как будто ударили в солнечное сплетение. Задвижка открывается, и врывается воздушная струя.

Он орет:

— Как они достали своим фуникулером!

Жером вернул признаки цивилизации туда, где, казалось, ее больше не будет.

— Да это же не буря, нет! При малейшем чертовом порыве ветра начинается бардак какой-то.

Он ругает механиков, о существовании которых помнит лишь он один. Призывает в свидетели моего парня, и тот, в свою очередь, играет роль недовольного.

Жером снимает свой красный шарф. Достает мобильник из комбинезона. Звонит. Кто-то ему отвечает. Инсценировка Жерома срабатывает. Мы не одни в целом мире, думаю я.

Жером кричит в трубку.

— Спуск Солир тоже закрыт?… Но почему?

Инсценировка Жерома сработала ненадолго. Самый посещаемый спуск в долине только что закрылся.

Теперь я понимаю, что мое воображение здесь ни при чем. Я понимаю, что снаружи творится черт знает что. Я понимаю, что буря усилилась.

У моего парня плохая реакция: он смотрит вокруг. Это говорит о его беспокойстве. А уж если мой парень беспокоится, то значит, для этого есть реальный повод.

Мне трудно дышать носом. Я вынуждена дышать ртом. Я стараюсь изо всех сил.

Жером заканчивает разговор.

— Сплошной треск! Нас вытащат отсюда, моя Сиви, — бросает он мне с ободряющей улыбкой.

Я выслушала эти слова, как приговор о своей неминуемой смерти.

Сейчас должно произойти что-то ужасное.

Жером не боится за меня. Я хорошая лыжница. Ничто не может помешать мне выйти из затруднительного положения. Единственное, что могло бы привести к роковому исходу, это приступ паники, овладевшей мной неизвестно из-за чего.

Есть одна вещь, которую мой парень никогда не решится сказать: ничто и никогда не служит мне уроком! Я всегда повторяю одну и ту же ошибку! Даже три раза! Четыре раза! Порой и больше. Это порок.

Мне уже доводилось бывать в аду вместе с Жеромом. Когда вернулись, я была готова надавать ему пощечин обеими руками. Я была готова разрыдаться, но он тогда сказал:

— Это было великолепно, моя Сиви! Ты была королевой! Ты проделывала совершенно безумные трюки!

Лесть, змея еще более ядовитая, чем мое воображение, приглушила приступ ярости, вспыхнувший было во мне. Мой парень, кстати, великолепный лыжник, не заслужил комплимента. Подвиг состоял не в умении владеть лыжами, а в способности удержаться на ногах. Я ничего не ответила. Просто была рада, что приключение закончилось, и только покачала головой.

Наше «яйцо» дернулось.

— Твоя шапка, — говорит мне Жером. Поправляю свою шапку, хотя мне казалось, что она была правильно надета.

Наша кабинка снова начала подниматься в белую высь.

— Немного стемнело, — бормочу я.

— Мы почти у фуникулерной станции, — отвечает мой парень.

Он начинает за меня волноваться. Это видно. Он хотел бы меня успокоить. Но это бы не помогло. Лучше пусть это сделает Жером.

Мы уже почти в здании. Но все же едва его различаем.

Наконец, дверки нашего яйца открываются.

Я вижу! Я вижу передние кабинки. Шарканье ботинок других лыжников о решетчатый пол меня успокаивает. Здесь есть люди. Я немного успокаиваюсь.

«Не решили же они все умереть?» — убеждаю я себя.