Небо, полное звезд

– Эй, Оливия, я тоже хочу! – смеется другой. – Сколько ты берешь?

Я убираю ладони с лица и вижу ошеломленную Оливию. Она застывает посередине большого холла и нервно комкает низ кофты. Переводит взгляд с одного на другого, пытаясь найти ответ и понять, что происходит.

– Мне нравится, как ты тут вышла, – говорит Эмилия, подходя ближе и тыча ей в лицо своим телефоном. – Почему ты скрываешь такую красоту?

Оливия смотрит в экран, ее глаза распахиваются в недоумении. Лицо бледнеет, губы изумленно приоткрываются.

– А вот с этим я бы что-то сделала, – смеется Эмилия, указывая на экран. – Хочешь, дам тебе контакты хорошего салона, где делают эпиляцию? Думаю, от поклонников потом отбоя не будет!

Она не успевает договорить: Оливия срывается с места – бежит прямо на улицу, минуя раздевалку, в которой она оставила одежду.

Ее побег сопровождается дружным хохотом.

Я поднимаюсь с пола и бросаюсь за ней. На улице меня чуть не сбивает с ног порыв ледяного ветра.

– Оливия! – кричу я, пытаясь отыскать ее взглядом в темноте. – Оливия!

И наконец замечаю ее – прислонившуюся к стене и рыдающую навзрыд.

– Оливия! – зову я, метнувшись к ней. – Я не хотела, чтобы все так вышло. Мне очень жаль! Я так виновата, прости!

Она застывает, а затем начинает метаться. Ее велосипед на стоянке за моей спиной, а одежда осталась в школе.

– Оливия! – Мой голос тонет в шуме ветра.

Прежде чем рвануть в лес, Оливия смотрит на меня в последний раз. Я вижу, как по ее лицу расходится трещина. Она все понимает, она никогда меня не простит. Все кончено. Я ее предала, уничтожила.

Она убегает от меня в черную густоту леса. Я замираю на границе света и тьмы и долго кричу в пустоту ее имя. Мне еще кажется, что все можно исправить. Я готова искупить свои грехи, встать перед ней на колени и молить о прощении. Я еще верю в то, что мы сможем это пережить.

Никто еще не знает, что моя подлость будет стоить ей жизни.

39 Вторник, 2 июня 10.41

Черный лес. Сухой, редкий. Мертвый лес. Наклоненный камень. Грязные листья, шум ветвей, шепот теней, и вдруг с неба начинает валить снег. Я падаю и уже знаю, что увижу перед глазами. В голове звучит такой громкий вой, что от него дрожит земля. Не смотри!

Не смотри!

Я отрываюсь от подушки, даже толком не разлепив веки. В горле застыл крик.

– Господи… – выдохнула, пытаясь отдышаться.

Все мое тело в липком поту.

Я зажмурилась, прокручивая в голове события прошлого дня.

Так, среда. Брызгов крови на мне не было, ваза оказалась цела, на лбу обнаружилась шишка. Разговор с ребятами, знакомство с Ромычем, поездка к вышке на озере, похороны, таблетка… Провал.

Я провела ладонями по лицу.

Осторожно прокралась пальцами выше – ко лбу. На нем ничего нет. Я еще раз потерла кожу, но не ощутила боли. Потянулась к тумбочке, открыла ящик, вынула зеркальце, посмотрела: на моей голове больше не было синяка.

Я тряхнула головой. В недоумении уставилась на вазу – та была пустой. Блистера из-под таблеток на тумбочке тоже не оказалось. Паника нарастала. Я схватила телефон «ВТОРНИК, 2 ИЮНЯ» – светилось на экране.

И куча уведомлений о пропущенных звонках от ребят.

Что за ерунда?

Вчера была среда, а до этого четверг. Что вообще происходит?

Медленно и осторожно я повернулась к окну и застыла.

Дорогу перегородил большой бетоносмеситель. Его барабан вращался, производя мерный шум, вокруг машины сновали рабочие, готовясь к разгрузке. Затем от разгрузочной воронки натянули рукав и направили к стенкам котлована, выстланного армированной сеткой – скелетом из прутьев, создающим форму будущего бассейна.

Командир строительной бригады дал сигнал, и раствор пошел по рукаву. Рабочие засуетились вокруг, пытаясь контролировать процесс.

Я потерла веки пальцами.

Неужели это действительно происходит? Каждый день все как будто отодвигалось назад, и даже бассейн Пельцер строился теперь наоборот.

С трудом преодолевая приступ паники, я сунула дрожащую руку под подушку и нащупала что-то. Все стихийные бедствия в моей голове разом ударили в глаза, вызвав слезы.

«Нет, пожалуйста, только не это. Этого не может быть».

Но это было оно.

Я достала из-под подушки черное бумажное сердечко – записку от Мики. Он не любил розовый цвет, он любил отличаться от других. Его больше нет.

Я пробежалась глазами по размытым строчкам: «Ты и Я. Завтра».

Это «завтра» не наступило для него. Мика мертв – я хорошо усвоила это вчера, когда увидела его в гробу.

Прижав сердечко к груди, я посмотрела на окно. На нем все еще блестели следы от клея.

– Мика, я спятила… – прошептала я. – Окончательно тронулась умом.

Закрыла глаза, и тут же перед внутренним взором пронеслись яркие вспышки: озеро, луна, вышка, туман. Я карабкалась наверх и видела там… видела там… фигуру с черными провалами вместо глаз. Она обрела очертания, потянулась ко мне, вцепилась в плечи… и перед тем, как весь мир задребезжал и рассыпался на части, я заметила знакомый рисунок на коже – змей!

– Я не спятила. Это был он. Он!

– Анна, ты проснулась, – в комнате появилась мама. – Очень хорошо.