Парень даже не смотрит в его сторону, тратит последние силы на то, чтобы преодолеть переход через улицу. Кожа на его шее и лице краснеет, но он не останавливается, чтобы посмотреть обидчику в лицо. А вот женщина не сдерживается – бросает в Кая гневный взгляд.
Турунен сигналит и ржет.
– Так о чем мы говорили? – спрашивает он.
– Ты собирался отвезти меня домой.
– Может, поедем на озеро? Посидим, поболтаем?
– Спасибо, нет. У меня дела.
Я провожаю взглядом ковыляющего парня. Светлые волосы, кожа в веснушках, сильные руки. Молодой совсем.
– Эй, ты что, обиделась? – возвращает меня к реальности Кай.
– А ты что, реально думал, я поеду с тобой на озеро и дам себя там облапать? – хмурюсь я.
– А ты не дашь? – Он корчит жалобную гримасу.
– Пошел ты! – бью его в плечо.
И мы смеемся.
Возле дома Турунен открывает мне дверь, помогает выйти и вручает велосипед.
– С тобой интересно, Анна. Ты не такая, как все.
– Рада, что мы нашли общий язык, – ангельски улыбаюсь я. – До завтра!
– До встречи в школе.
«Ты не такая, как все», – стучит у меня в висках.
Это мне нравится. Такого мне еще никто не говорил.
Войдя в дом, я обнаруживаю Софью валяющейся на диване. На ней мятая черная разлетайка, грубые ботинки с клепками, волосы выкрашены в угольный черный.
– Ого! – восклицаю я. – Новый имидж?
– Иди куда шла, – отзывается она усталым голосом.
– И пойду.
Если раньше у нее особо не было друзей, то теперь, с таким прикидом, попытки ими обзавестись сведутся к нулю.
Утешив себя мыслью, что сестра сама виновата, я поднимаюсь в свою комнату. Не успеваю переодеться, как получаю сообщение на телефон. Это Кай. «Поболтаем?»
Я подхожу к окну и смотрю на море, простирающееся до горизонта: темно-зеленый, зеленый, малахитовый, морской, изумрудный, горчичный, оливковый, цитрусовый, мятный, желтый – деревья всех оттенков раскинулись пышным ковром и чередуют оттенки.
«Отчего же не поболтать».
37
Последние три недели мы переписываемся с Каем почти ежедневно. Болтаем о будничной ерунде: уроках, погоде, друзьях, родителях. Ничего особенного, но, кажется, я становлюсь для него тем единственным человеком, который его «понимает».
Мы – друзья.
По сути, я продолжаю двигаться в нужном направлении, но очень уж медленно. Иногда мне хочется, чтобы Эмилия увидела мои сообщения, поэтому я периодически отправляю их в столовой – когда они вместе. Сегодня она замечает имя отправителя на экране его смартфона, но Кай не дает разгореться ссоре: быстро что-то объясняет ей и прижимает девушку к себе.
Едва объятия размыкаются, Эмилия кидает в меня ненавидящий взгляд. Но в ее осанке – гордость и торжество: действительно, сколько бы ни было у Кая «друзей», возвращается он всегда к ней. И на людях обнимает только ее.
Не видать мне ее места как своих ушей.
– А вы неплохо бы с ним смотрелись, – шепчет Лииса.
Мария с Олей хихикают, а Оливия морщит нос:
– Этот Кай – никчемный и заносчивый. Уверена, к тридцати годам будет пьяницей-неудачником. Пусть Эмилия с ним возится, а нашей Анне он не пара.
Я смеюсь, но мысленно возражаю. Мне хочется самой разобраться, кто мне пара, а кто – нет.
На химии Оливия застает меня рисующей на последней странице тетради. Я слушаю учителя и рисую карандашом лес. Черные стволы, сухие, крючковатые ветви. Это мертвый лес. Такой я видела сегодня во сне.
– Что это?
– Не знаю.
Все мои мысли о том, что, пока Кай ко мне расположен, никто меня не тронет. Возможно, пора как-то ускорить процесс. Завлечь его чем-то, выдать поцелуй в качестве аванса. Хорошо бы и Эмилия отвлеклась на кого-то другого. Мне уже не терпится пересесть в столовой на ее место и увидеть, как вытянется хорошенькое личико девушки, когда она поймет, что ее отправили в отставку.
Я уже и сама не понимаю, брежу ли Каем или той властью и тем положением, которое сулит нахождение рядом с ним.
Вечером я договариваюсь с ним о встрече. Говорю, что мне скучно и хочется с кем-то поболтать. Убеждаюсь, что мама на «свидании» с красным полусладким, ссылаюсь на плохое самочувствие и желаю ей доброй ночи. Затем прикрываю дверь в комнату сестры, которая смывает у зеркала свой боевой демонический раскрас, ставший с некоторых пор ее любимой маской, затем запираю замок в своей комнате, одеваюсь и спускаюсь через окно по шаткой шпалерной конструкции для вьющихся растений.
Мимо собственных окон мне приходится двигаться перебежками. Никто, кроме старухи Пельцер, меня не видит, но и той все равно – она задергивает шторы и отходит от окна. На улице холодно, и я топчусь на месте, ожидая, когда приедет Кай. Мне приходится отойти на полсотни метров от дома, чтобы не привлекать ничье внимание.
Автомобиль подъезжает в тот момент, когда я уже готова все бросить и вернуться домой. Мои ноги заледенели, и пальцев я уже не чувствую. В салоне пахнет потом и табаком, но меня это не заботит: в одежде Кая, в его манере держаться, в его лице и прическе столько крутости, что я ощущаю себя рядом едва ли не с кинозвездой. Вот какое впечатление он на меня производит.
Мы останавливаемся у озера, и парень выключает двигатель.
– Будешь? – Он прикуривает сигарету.
– Давай, – киваю я.