Небо над полем

— Тебе играть, — повторил Соснора. — Тебе и думать о себе. А «Звезде» ты нужен — это я точно говорю. В любом случае: будет или не будет тренировать ее Савельев, будем или не будем играть мы с Сергеем. Даже если вдруг Свята в ней не станет.

После очередного матча, несмотря на победу, Савельев увез всех футболистов на загородную базу: два предстоящих и последних в сезоне матча, оба на выезде и оба с опасными командами, требовали, конечно, восстановления сил у ребят, полноценного отдыха, забот доктора и массажиста — этих ревнивых и обидчивых тружеников футбола.

Никто из футболистов не роптал. Подобные тренерские решения вошли в систему не в одной «Звезде».

Ужин в привычной тишине снимет напряжение. Затем одни футболисты сразу же завалятся спать, другие терпеливо подождут выпуска спортивных новостей чтобы узнать подробности остальных матчей тура. А утром парная баня успокоит нервы.

Но утро принесло бурю. И не только в том смысле, что за окном уже с полуночи бушевала поздняя октябрьская гроза. И не потому, что в парной истопник чего-то не доглядел, и ребята остались недовольны. Дело было в другом.

Свят Катков искренне восхищался вчерашней игрой Поспеева: ни в уме, ни в богатейшем воображении парню не откажешь. Человеческие же его слабости Свята никак не трогали.

— Где ты был до двух часов ночи? — отодвинув от себя тарелку, спросил Шлыков. Мясистые брови нависли над глазами, отчего те казались злыми.

Поспеев словно и не слышал вопроса, продолжал терзать свой завтрак.

— Между прочим, тебя спрашивают серьезно, — сказал Неуронов. Распаренное большое лицо с гладким лбом, на котором светились залысины, застыло, как гипсовая маска.

— Ты пришел в три часа. — Это уже опять Шлыков. Какое-то необычное волнение в его голосе. И голос у него сегодня резкий, глуховатый, недобрый. — Я видел собственными глазами. Ты меня тоже видел.

— А если я рыбу ловил? — ответил Поспеев. Он постарался придать своему лицу невинное выражение, а глазам — лукавость и смирение. Все равно никто не узнает, кто приезжал к нему, с кем он целовался. Однако Шлыков стукнул кулаком по столу.

— Так ведь выходной день? — Поспеев поверил, что нашел оправдание вполне подходящее.

— Выходной начнется после массажа.

Неожиданно подал голос спокойный Збарский:

— Давайте это происшествие, или как там юридически поточнее назвать, оставим на первый раз между нами? Ну, скроем от тренеров. А ему всыплем.

— Темную? — живо включился Говоров. — Да, кстати. Как раз кстати. Девочки… которые прыгают с вышки в воду… просили передать, что не желают видеть вас, маэстро Поспеев, на своих тренировках.

Но если бы приезжала та, черноглазая сестра Говорова он должен был бы только встать и гордо уйти. Это быта бы его правота, а не вина… А так… как всегда случайное, и, значит, виноват. Перед всеми…

Однако и болтовня Говорова была неуместной, поэтому Збарский обвел всех вопросительным взглядом, и каждый кивнул ему в знак согласия — все, кроме Свята Каткова.

— Продолжаем прием пищи, — сказал Збарский. — А ты запомни. И лучше на всю жизнь. О чем тут Витек выступал — не знаю. С ним и выясняй. А насчет прошлой ночи — запомни. Тут мы все в ответе.

Встав из-за стола и проходя мимо обиженного и одновременно обеспокоенного Поспеева, Свят негромко сказал ему:

— Земляк твой не при чем. Он спал. Понял? А я тоже караулил. Мне было любопытно. Понял? Но если ты его потащишь в своей цирк — темной не миновать. Так и знай. И хуже, чем темной. Если ты не стал для него опорой, то пусть я.

Поспеев не просил пощады, не искал оправданий — и это Святу даже понравилось: на такого человека не жаль потратить время, чтобы сохранить его для «Звезды», характер — это очень важно, даже если в обыденной жизни этот характер, как говорится, не подарок, зато в футболе, в игре такой характер бывает ценнее всего.

Странное дело: Поспеева сейчас занимал более других вовсе не Свят, а Андрей, и он попытался поймать его взгляд, но вместо него набрел в своих поисках на сочувствующий взгляд Минина.

— Усек, — сказал он и сам подивился своему голосу — тот подрагивал. — Понял. Нет, точно…

После завтрака, когда Брайко ушел на массаж, Поспеев запер комнату на ключ. Он лежал, упрятав лицо в подушку, и скоро почувствовал, что подушка стала мокрой.

«Плачу? Как в детстве плачу?» Он помнил, что в детстве часто плакал. После того, как отец, устав от пьяного буйства, заваливался на диван и храпел, младший сын плакал — от обиды, от стыда, от зависти к сверстникам, от необходимости скрывать горечь этих вечеров. Но с тех пор, как он стал жить вне дома, он уже никогда не плакал — ничего не могло произойти такого, что бы сравнилось с теми ночами детства.

Такого по горестности своей просто не бывает в жизни — так ему казалось до сегодняшнего дня.

«Плачу? Почему же я сегодня плачу?»

Робкий стук в дверь. Брайко вернулся.

«Мне пора на массаж».

Чья-то крупная ладонь подтолкнула сзади. Поспеев ухватился за поручни трапа, неловко посторонился, бросил взгляд через плечо.