Небо над полем

Именно эта последняя фраза сверлит сознание сейчас. «Чьих надежд? Савельев надеется на меня, что я вытесню Свята? Смешно же. Святу цены нет, его не с кем и сравнить, если говорить всерьез. Да я ж мечтаю другом быть ему!»

— Так у меня вышло, — сказал Поспеев, взглянув на Сергея. — Но как я на поле? Такой я — нужен?

— Ты и такой, какой в жизни, тоже нужен.

Рука Сергея снова скользнула по голове Поспеева, по затылку, застыла на спине.

— Я не отвечаю за тебя, — сказал Сергей. — Потому что у меня на это и прав нет никаких. Но все равно: если ты сорвешься, я тебе первый спуску не дам.

«Когда я придумал себе, что одинок и прочее? Что все у меня случайное, что я сам — случайный? Зачем придумал? Прятался от себя? Вон сидит Минин. Бывший капитан… Он и в «Звезде» уже бывший. Не дли него ее климат. Вот он действительно одинок. Потому что со своей вершины не может — не умеет — спуститься вниз. А Сергей может, умеет. А я? Что — я? Играть надо получше — буду всем нужен…»

Противно заскрипела дверь. Потянувшись в постели, Поспеев открыл глаза.

— Хватит дрыхнуть. Ну?

Поспеев узнал голос Минина и увидел его, но, снова потягиваясь, спросил:

— Ты?

Он взглянул на окно, задернутое портьерой, закинул жилистые руки за голову. А Минин уже заговорил. Наверное, никогда в жизни не произносил он столько слов в один присест, болтал без умолку о погоде и красотах чужого города, о европейских турнирах и каких- то женщинах, которых и сам плохо помнил, вовсю расхваливал Доронина и — чего это? — снова болтал о погоде, снова о тех женщинах.

Однако Поспеев, не вылезая из-под одеяла, взглядом своим заставил Минина умолкнуть.

С поспеевского лица сползла девическая безмятежность. Завлекательная улыбочка, быстро менявшаяся на ухмылку, обычно тут же возвращалась назад. Но на этот раз она где-то застряла. В лукавых, невинных глазах блеснул жесткий и нетерпимый взгляд разгневанного мужчины, не только знающего себе цену, но и знающего, чего он хочет — и от себя, и от других людей.

— Зачем ты пришел? — спросил Поспеев. Он сел в постели, пальцы вцепились в поролоновый матрац.

— Ну, просто… — не нашелся Минин. — Нечего делать — вот и пришел.

— А ты не темни. Мне в темноте жить надоело. Поспеев сам и помог Минину, но тот не сообразил, что за помощью этой скрывалась хитрость.

— Доронин зовет тебя к себе.

— Меня? А тебя?

— Так я говорю о тебе.

— Понятно. Мне и в «Звезде» хорошо. Хорошо, где тебе «темной» грозят?

— Не допрешь ты.

— Это почему еще? Ты присмотрись — как они к тебе. Один Говоров чего стоит. Он же смеется над тобой. Вместе с сестрицей своей. Конечно, куда тебе с профессорской дочкой…

— При чем она? — Поспеев умел быть хладнокровным, но это хладнокровие стоило ему немало усилий. — «Звезда» — первая команда, в которой мне интересно играть. Я ведь не впервой в ней. Повидал и поиграл. Так «Звезда» — эго как раз то, что я искал. Если меня будут выгонять, стану на колени и просить буду, чтоб простили. Потому что такой команды, как «Звезда», больше нет.

— Я думал, в футболе дураки перевелись, — холодно бросил Минин, отступая к двери.

— А ты еще подумай, раз уж думал.

Конечно, Минин не верит, он ведь не понимает, что перед ним совсем не тот человек, которого он знал.

— Смотри, поздно будет, — процедил Минин.

— Ты смотри, — чтоб не сломаться сегодня же.

Он бил точно и не просто намекал на предстоящий вечером матч с доронинцами, он откровенно угрожал. И Минин должен был именно так понять его. Не иначе.

Поспеев откинул гибкое жилистое тело свое на постель, закрыл глаза, и постепенно лицо его вновь становилось лукавым и беззлобным. Это была маска — и жалеть приходилось лишь об одном, что первым о том узнал такой недостойный человек, как Минин.

Беглец. Не ужился. Не наступил на свое самолюбие. Или тщеславие?

«Захотел, чтоб мой уход тебя прикрыл? Не бывать. Для меня «Звезда» — все в жизни. Да что — в жизни? Моя жизнь просто — она, только и всего».

Он все еще лежал в постели, спрятавшись в подушки, натянув на голову одеяло. Но он слышал, что кто-то вошел в номер, остановился посреди комнаты.

— Слушай, красавчик, — узнал Поспеев голос Збарского, — тебя там внизу какие-то дамы спрашивают.

Собственный голос показался Поспееву тягучим и нудным:

— Много их?

— Две.

— Это еще ничего, — Поспеев высунул взлохмаченную голову. — Красивые?

— Они ждут, — напомнил Збарский.

— Как это в стихах? — Поспеев сел в постели. — Вас слава ждет — ему сказали… пусть подождет — ответил он... Пусть подождут и они, — Поспеев откинулся на постели, натянул на плечи одеяло. — Слава меня заждалась. Я лучше для нее посплю еще. В нашем деле она это любит. А те… Ты вниз пойдешь? Будь другом, скажи, что меня нет. Или что я сплю. Или что меня посалили на цепь. А? — он опять сел в постели. — Скажи, что меня посадили на цепь. Скажешь?

— Ладно, — согласился Збарский. — Только потому, что на цепь. Иначе бы не пошел.

Збарский ушел, а Поспеев даже не пытался представить что происходит внизу. Но и из постели не думал вылезать. Снова проскрипела дверь.

— Не спишь, красавчик?

— Какое-то среднее состояние.