Неблагое дело

Он прибыл незадолго до рассвета, издалека слыша гром пушек и ликующие крики демонов. Но настроение особо не улучшилось. Новости о том, что стряслось с его Сборщиком в подвале церкви пятидесятников, дошли до него и заставили помрачнеть, погрузиться в те беспокойство и хандру, которые периодически накатывали на него за последние две тысячи лет. Он всегда легче других из Двенадцати поддавался переменам настроения и, став демоном, не изменился. А потом еще и петлю потерял. Были, конечно, и другие петли — пять-шесть разбросанных по всему миру, от Бангкока до Бербанка[85], в руках частных коллекционеров и оккультистов, которые понятия не имели, какое сокровище им привалило. И будет больше, когда человечество в своих неустанных поисках разгадает секрет седьмого шлага и начнет вить собственную судьбу, как покорные овечки.

Но пока одной стало меньше. А потерять в одну ночь и петлю, и Сборщика… И кому! Низшему демону! Иуда очень расстроился. По крайней мере, битва, которую развязал этот глупец…

— Иуда?

Он резко остановился, поразившись своему имени, произнесенному вслух. Оглянувшись, Иуда увидел стоящего в отдалении мужчину, одетого в помятый костюм и плащ. Узнал его и улыбнулся.

— Кастиэль, — проговорил он, искренне обрадовавшись. — Как поживаешь, друг мой?

— Я повсюду искал тебя.

Иуда снова взглянул на поле:

— Всегда приятно посмотреть, как муравьи копошатся в своем муравейнике, — когда Кастиэль не ответил, Иуда взглянул на него, слегка нахмурившись. — Я надеюсь, ты не ставишь мне в вину происходящее там.

— Это твоя петля.

— Ее у меня украли! — Иуда скорее обиделся, чем рассердился. — МакКлейн и его приспешники подкараулили моего Сборщика и выкрали ее. Более того, он использовал твоих друзей.

— Раз петля была твоя, то на тебе и ответственность.

Иуда замотал головой, вскинув руки:

— Если бы я влезал в каждую незначительную свару, я б столько не прожил.

— Это не очередная незначительная свара, — возразил Кастиэль. — Учитывая все случившееся, тебе полагается сознавать, что стоит на кону.

— Повторяю, это меня не касается.

— Ты совсем не беспокоишься?

— Естественно, беспокоюсь, — нахмурился Иуда. — Ты же меня знаешь. Я все время беспокоюсь, — он отвлекся посмотреть, как всадники обстреливают палатку и с сухим ядовитым смехом палят в спины выскочившим из нее людям. — Но признай, когда смотришь на огромный гобелен, что тут поделаешь?

Он развернулся к ангелу, на лице начала проступать догадка:

— А ты зачем здесь? Что тебе надо от меня, Кастиэль?

— Это… не то, чтобы…

— Не пытайся быть тактичным, у тебя никогда не получалось.

Кастиэль вздохнул:

— Я ищу Его.

— Все еще?

— Все еще.

— В толк не возьму, почему… — Иуда осекся. — Постой. Ты же не думаешь, что я…

Он уставился на Кастиэля горящими глазами, слегка приоткрыв рот. Легкий скептицизм перерос в искреннее неверие, согнав всю краску с его щек. На момент показалось, что он сейчас взорвется в припадке гнева, но вместо этого Иуда рассмеялся.

— Ох… О, Боже… — он согнулся вдвое и хохотал, пока из глаз не брызнули слезы. — Ох, Кастиэль, дорогой мой, прости… Я… Я увидел тебя здесь и просто подумал, что ты… Но ты… Ох, Господи… — и он снова залился смехом. — Видел бы ты свое лицо. Бесценное зрелище, — наконец, он справился с дыханием и, протерев глаза, похлопал ангела по плечу. — Спасибо. Правда, мне это было нужно.

Кастиэль стоял неподвижно, в напряженной позе:

— Разве не ты преломил хлеб с Его сыном?

— О, да, — Иуда посмотрел в небо, погрузившись в прошлое. — Да, я. Мы преломили хлеб, и я преклонил колени у его ног. И мы о многом говорили. — Он тряхнул головой, без следа прежней веселости, с тяжелым черным взглядом и жестким голосом. — Но теперь я служу другому господину!

Кастиэль, съежившись, отшатнулся.

— Прости. Плохие воспоминания, — Иуда шагнул к ангелу и стряхнул невидимую ниточку с его плеча. — Иди. Спускайся вниз. Будь со своими людьми.

«Со своими людьми».

Кастиэль неохотно посмотрел на истерзанное поле под дымовой завесой. То, что он видел там, напоминало картину Иеронима Босха в интерпретации Кена Бернса[86]. Демоны — всадники и пешие — окружали оставшиеся палатки, метались по стоянке, били окна полицейских машин и поджигали их. На место прибыли еще с полдесятка машин, и копы, укрывшись за ними, начали отстреливаться. Один из демонов заставил лошадь запрыгнуть на крышу автомобиля и, замахнувшись саблей в диком стиле Пита Таунсенда[87], отсек руку ближайшему полицейскому. Копыта вдребезги разнесли проблесковый маячок, осыпав асфальт снопом искр. Искалеченный коп таращился на обрубок, бывший совсем недавно его рукой.

— Я пришел поговорить с тобой, — сказал Кастиэль.

— Мне жаль, что ты напрасно проделал такое путешествие, — голос Иуды сочился сочувствием.

— Не напрасно, если я смогу помочь, — возразил ангел. — А я смогу. Но сначала я хочу знать, расскажешь ли ты мне все, что тебе известно. Ты должен рассказать мне все, что знаешь.