Неблагодарная работа

Видя, что казни удалось избежать, эстонец не задумываясь, согласился. Как-никак, монарх предлагал ему иметь дело с золотом. Золотарь это, скорее всего ювелир, размышлял Андрес, делая глоток медовухи на мухоморчиках.

-Выдай ему военное обмундирование, – распорядился государь Меншикову, когда застолье кончилось. – Во-первых, сейчас идет война, все кто мне служат на военном положении и должны одеваться по военному, а во-вторых, с его работой он быстро потратит свой респектабельный вид. – Последние два слова монарх позаимствовал у Андреса. Меншиков хохотнул и вышел из шатра.

– А теперь мой друг расскажите мне о своей стране. Я был в Голландии, Польше, Англии, но у вас в Швеции так и не побывал. И объясните мне, как вам удалось так хорошо овладеть русским языком.

– Государь Петр Алексеевич….

– Капитан – бомбардир, – поправил его Петр.

– Хорошо капитан – бомбардир, – согласившись, кивнул Андрес. Засунул в карман руку и вытащил оттуда пачку сигарет. Закурил. И только тут увидел изумленные глаза Петра. Сначала он подумал, что в Россию царь еще не успел за вести эту привычку. Но тут, же отогнал мысль, так как в лагере Шереметева он лицезрел дымящего трубку солдата. Потом предположил что, в се дело в непривычном виде сигарет, и лишь потом до него дошло, что монарх не отводит свой очей от зажигалки.

– Зажигалка, – проговорил Ларсон, чувствуя, что разговор меняет тематику. Самодержец как-то сразу потерял интерес к Швеции, и знаком попросил подать ему чудесную вещичку. Когда же она оказалась у него в руках, вопросительно посмотрел на шведа. Видя, что Петр просит у него объяснения, Ларсон проговорил, – корпус металлический, внутри бензин.

– Бензин? – переспросил Петр, услышав незнакомое слово.

– Ну, вещество, которое горит, – попытался объяснить бизнесмен, понимая, что до времен Менделеева еще очень и очень далеко, а наука только будет, делает первые шаги.

– Медовуха неплохо горит, – заметил царь.

– Сейчас покажу одну вещь, – проговорил Ларсон, – сделаю для вас лампу. – С этими словами он взял небольшой чугунок, в котором еще недавно была каша. Налил в него настойки, смотал веревочку, что лежала на дорожном сундуке и отрезав от нее кусок. Пропитал его в настойке и поджог. Свет озарил горницу.

-Ну, этим ты меня не удивишь, – расхохотался Петр. – Я же факелы, обмакиваю, чтобы они лучше пылали. А вот твое приспособление очень любопытные. И зажигалка, а вот это, – и он показал рукой чугунок. – Горит совершенно по-другому, чем лучина. Но вернемся к твоей зажигалке. Как же она производит огонь. Ведь огнива почти нет, да и кремня я не вижу.

Пришлось Ларсону поведать в краткости о принципе работы зажигалки. Причем он так выразительно рассказывал, что у государя вопросов все становилось больше и больше, и если бы не Меншиков, ввалившийся, в комнату разговор бы так и не прекратился.

– Переодевайся, – приказал монарх, протягивая ему одежду.

Белоснежный камзол, голубые короткие штаны и кафтан, белые чулки и сапоги-ботфорты. Треуголка. Ларсон разделся до гола, от чего Петр только и воскликнул:

– Ну, ты и тощ швед, вас, что Карл не кормит? А когда тот переоделся, сделал обычное для него заключение:

– Хорош, ох хорош. От моих поданный и не отличить. Как одежда красит человека. А ну-ну повернись. Дай я на тебя с тылу гляну.

После того как Ларсон повернулся к нему спиной, Петр не прекратил своих восхищений.

– Эх, Алексашка. Смотри, экая стать. Не то, что наши бояре. Располнели, растолстели. Эвон и на войну не выгнать. Закрылись в своих Московских хоромах. Придет время, придет. Доберусь я до них, ой доберусь.

Тем временем Андрес извлек свои вещи из старой одежды, и переложил в карманы камзола. Как ни как память, решил он для себя. Вот хотя бы портмоне. В нем несколько банкнот, кредитная карточка, статья, из какого-то научного журнала (бизнесмен и сам не помнил), пара визиток. Еще там Ларсон хранил фото жены. Теперь его нет, оно сгорело. В огне и растворилась память о ней. Вот уже пару минут, переодеваясь, Андрес пытался вспомнить ее лицо. Без успешно. Кто знает, может в последние годы, когда он догадывался об ее любовнике, образ жены стал постепенно вытесняться из его сознания. А уж авария выбила его окончательно.

– Ну, я вижу, ты готов, – проговорил Петр. – Алексашка подыши для него местечко в лагере. Андрес, а ты завтра с утра приступай к своим обязанностям.

Затем подумал немного и попросил у эстонца сигареты, долго разглядывал. Затем бросил на стол. Отошел в угол, где у него стоял небольшой сундук с вещами. Долго рылся, а когда вернулся, протянул золотарю длинную курительную трубку, какими обычно пользовались голландские мастеровые, огниво и кисет.

– Вот бери, – молвил царь, – а зажигалку и твой табак я себе оставлю. Больно диковинные они.

V

Но, утром все пошло не так как хотел государь Московский.