Числа двадцатого второго Фрол по прозвищу Сапог, уговорил его дурака пойти в море. Дескать, сейчас царским указом запрет наложен. Никто в Белое не сунется, а уж тем паче к Крестовому острову. К тому же Иван Емельянов по прозвищу Рябов пропал, ходил слух что, нарушив указ, тот ушел со своим приятелем Дмитрием Борисовым по прозвищу Горожанин, подался на север, якобы рыбу ловить. Да вот что-то Мишка в это не верил. Не такой это человек Рябов, чтобы указ нарушить, да еще чей. Ведь всем в городке было известно, что Иван Емельянович царев кормчий. Такого только вороги и могли выкрасть. Но удивительно было другое, что сам стольник Петра – Иевлев Сильвестр Петрович, после разговора с капитан-командором Ремизовым как-то вдруг успокоился.
Так вот значит, прикинув все, и поверив в удачу, приятели и вышли в море. Остановились под Крестовым островом, тут и рыба ловилась отменно, да и землянка у Сапога, лет пять назад была вырыта. В ней и от непогоды скрыться можно. Большую часть вещей со старенькой отцовской ладьи, которая, поди, лет двадцать уже служила, стащили в землянку. Развели костер, а под утро вышли в море.
Покачиваясь на волнах, Мишка чуть не задремал, когда его в бок толкнул его приятель. Торопыга посмотрел, куда указывал его приятель. Там под всеми парусами шли семь кораблей. По очертаниям, слава богу, в Архангельский городок какие только не хаживали, помор определи, что были это три фрегата, шнява, галиот и две яхты.
– Может это ворог? – проговорил, заикаясь Фрол.
– Может и ворог, – согласился Мишка и скомандовал, – пока они нас не заметили, давай греби к берегу.
Пришвартовались. Вещи брать не стали, успели в лесу скрыться, когда на палубе одного из фрегатов начался переполох. В воду грохнулся якорь. Медленно стали опускать шлюпку.
– А может это негоцианты? – с надеждой в голосе проговорил Фрол. Но Торопыга покачал головой.
– Если они негоцианты, то, увидев, что ладья наша пустая уйдут. Лично у меня, – добавил он, – нет желания с кем-то общаться. Сообщат князю-воеводе, что видели нас, то тогда нам точно смерти не избежать. Хоть Рябов и царев кормщик, а корабельный путь возле строящейся цитадели я не хуже его знаю. А что сделал воевода с теми, кто его знает? – И не дожидаясь ответа, добавил, – то-то. В монастыре закрыл под присмотром монахов. А на цитадель отправил тех, кто и в Белое море не разу не хаживал.
Между тем лодка пришвартовалась к берегу. Солдаты, а в этом Мишка уже не сомневался, соскочили с нее на землю.
– Var och titta![42] – Проговорил офицер в синем камзоле.
Из ладьи на берег полетели их с Фролов вещи. Мишка еле сдержался, а Сапог только прошептал:
– Вороги.
– Они, – согласился Торопыга.
Теперь уж тем более не стоило выходить на берег. Или заставят вести корабли к Архангельску, или убьют.
– Уходи в лес, – прошептал Мишка.
– А ты?
– Я еще немного понаблюдаю.
Когда Фрол уполз, а он вынужден был ползти, Мишка облегченно вздохнул. За себя он мог поручиться. Вряд ли опытный помор выдаст свое присутствие, а вот тот. Парню всего лет двадцать, только от соски оторвался. Когда Торопыга об этом подумал, так еще больше разозлился на себя. Ну, тот молодой неопытный, а он то с какого перепоя согласился выйти с ним в море. Чай тридцать три годка прожил. Жизнь прошла, а вот ума не нажил.
Между тем иноземцы, а по разговорам можно определить, что это не англичане, а уж тем боле не голландцы, оставили четверых солдат на берегу, погрузили их вещи на шлюп и направились к кораблям.
Вернулся в землянку Торопыга, когда стало темнеть. Плюхнулся на солому, что постелена была на земле, проговорил:
– Оставили четверых. Сами стоят и ждут, что мы появимся. Фрол протянул ему кружку с чаем.
– А мы? – поинтересовался он.
– Мы? – переспросил Мишка, – Мы будем ждать, когда они уйдут. А они это по любому сделают.
– А ты не думаешь, что они заметят дым от костра? – неожиданно спросил Фрол.
Торопыга выругался. Сделал глоток. Плеснул в костер, затем бросился и стал его засыпать.
– Уж лучше замерзнуть, чем умереть от пули, или вести ворогов на родной город, – ворчал он.
Утром ветер донес до них запах горелого дерева. Мишка перекрестился и проворчал:
– Как же я об этом не подумал.
Ладья догорала. Пламя играла на ее бортах, поедая языками дерево. Когда корабли скрылись, приятели выбежали на берег. Мишка Торопыга упал на колени и заплакал.
Гонец к Ельчанинову прискакал к обеду, когда тот, сидя в горнице, ел курочку. Он ворвался как ураган, сорвал с головы треуголку.
– Свей князь, – сказал он.
– Где? – Поинтересовался князь, думал уже саблю схватить, но сдержал себя, – где шведы? – уточнил он, разглядывая бывшего монаха, в форме летчика воздушного шара.