Небит-Даг

— Если верно… — Айгюль запнулась. Ей показалось, что она совсем уже по-старушечьи поучает Тойджана, но все-таки решилась закончить свою мысль: — Я думаю, что слово надо ценить, как драгоценность. Слово должно ложиться, как глубокое клеймо на сталь. Оно дороже любого решения, обещания, даже клятвы…

«Настоящая дочь своего отца, — восхищался Тойджан. — Старик тоже всегда говорит: слово не солома, без толку не разбрасывайте. Оно хоть и не видно, но, подобно золотому мечу, больно ранит. Однако не считает же меня Айгюль пустословом только из-за того, что я позвал в кино?»

— Ты, конечно, права, но мы так давно не встречались, что захотелось подольше побыть с тобой. Вот я и сказал про кино…

— Тогда все понятно! — рассмеялась Айгюль.

— Так когда же мы пойдем в кино?

— В кино? — задумчиво переспросила Айгюль.

— О чем ты задумалась?

— Может… может, пойдем к нам?

Тойджан невольно отодвинулся от Айгюль.

— Чему ты удивляешься? У нас в доме никто тебя не укусит.

— Но ведь я не знаю Тыллагюзель-эдже.

— Познакомишься.

— Как это у тебя легко получается.

— А что ж тут трудного?

— Я не очень стеснительный, но боюсь, что, увидев Тыллагюзель-эдже, покраснею. А если еще придет Аннатувак?.. Нет, пока я еще не могу появиться у вас, — решительно сказал он.

Айгюль схватила его за плечи, повернула лицом к себе.

— Ну можно ли быть таким мальчишкой?

И снова прикосновение огнем обожгло Тойджана. Он обнял Айгюль и крепко прижал к себе.

— Тойджан! Что с тобой?

Но он ничего не слушал.

— Тойджан, пусти! — взмолилась Айгюль. — Смотри, вон Эшебиби идет!

Тойджан выпустил Айгюль из своих объятий и, высунувшись в окно, увидел, что и в самом деле по дороге спешит куда-то Эшебиби.

Ее черный шелковый платок с красными цветами и длинной бахромой съехал набок. Она почти бежала, как будто гналась за кем-то, глаза шныряли по сторонам, из-под высоко подтянутых, расшитых пестрыми узорами штанов высовывались грязные голые ноги в просторных остроносых калошах.

— Я проучу эту мерзкую сплетницу, — сквозь зубы сказал Тойджан.

— Значит, и до Тойджана дошли грязные сплетни? Айгюль не хотела видеть Эшебиби и строго остановила его:

— Не трогай. Это страшный человек.

— Пока не заткну ей в горло ее колючий язык — не успокоюсь, — прошипел Тойджан и рванулся было из машины: он не забыл, как однажды Эшебиби поносила Айгюль у себя на балконе.

— Если даже сама заговорит, не связывайся!

И снова Тойджан во взгляде девушки уловил сходство с Таганом. Бывали минуты, когда старику нельзя противоречить. Тойджан опустился на место. Айгюль захотелось обнять его за такую покорность, она никак не ожидала, что он умеет подчиняться. Тем временем Эшебиби приблизилась к машине, и Айгюль, не зная, что предпринять, решила спрятаться от нее.

— Если она заговорит, пожалуйста, спровадь ее поскорее, — сказала Айгюль и спряталась за спиной у Тойджана.

— Обязательно заговорит, — пробурчал Тойджан, — потому что ничем не отличается от чесоточного верблюда, дерева не пропустит, чтобы не потереться.

Эшебиби, как и следовало ожидать, увидев машину, подошла к ней, заглянула внутрь, будто ища кого-то, и сказала Тойджану:

— Здравствуй, дорогой! Что стоишь посреди дороги?

Тойджан поморщился, увидев безобразное лицо Эшебиби, но, вспомнив наставление Айгюль, вежливо ответил:

— Ожидаю шофера.

Как ни хорошо спряталась Айгюль, как ни приветливо ответил Тойджан, Эшебиби, верившая только собственным глазам, вытянула шею и еще раз заглянула в машину.

— Вий, дорогой! А чьи это ноги в тонких чулках спрятались за твоей спиной?

Тойджан раздвинул локти, чтобы получше заслонить Айгюль, и огрызнулся:

— Тетушка, какое дело тебе до чужих ног?

Эшебиби и ухом не повела, широкое лицо ее расплывалось в торжествующей улыбке.

— Вий, дорогой, за твоей спиной виден и шелковый платок с синими цветами!

Айгюль чуть не плакала. Никуда не скроешься от этой мерзкой бабы! Она готова была выскочить и прогнать старуху, но, представив себе, какой поднимется шум, отказалась от этой мысли. Потеряв терпение, Тойджан оттолкнул Эшебиби.

— Эй, женщина! Отойди! Нашелся тут надсмотрщик надо мной!

Старуха с трудом устояла на ногах, но погрозила кулаком.

— Значит, стыдиться должен не вор, а тот, кто поймал вора? Думаешь, я не знаю, чьи это ноги, чья косынка? Можешь прятать сколько угодно, но я тебе скажу: кто ее поманит пальцем, тот ей и мил.

— Замолчи, женщина! — заорал Тойджан.

Нисколько не смутившись, Эшебиби продолжала:

— Знаю, знаю, чья косынка! Думаешь, она ласкала только твои глаза?

— Ах ты мерзкая тварь! — Тойджан хотел броситься на Эшебиби, но Айгюль удержала его:

— Стой, Тойджан! Говорят: от дурного откупись!

Атаджанов вырвался.

— Нет, Айгюль, пусти! Я ее так отделаю, что станет похожа на сучку, лизавшую кровь!

Подобные угрозы Эшебиби не раз слышала от мужа, не смевшего ее и пальцем тронуть.

— Не страшно! Вы тут милуйтесь, а я пойду расскажу все друзьям Тагана. Пусть своими глазами увидит, во что превратилась его дочь. А уж если друзья-приятели скажут — придется ему прикусить свой острый язык!

Тойджан обернулся к Айгюль, все еще не выпускавшей его.