— Оливер Брукс!
По коридору ему навстречу спешила знакомая фигура.
— Инспектор Пуллингер. Я решил проведать одного моего друга, а вместо этого встретил сразу двух.
— Я был прав, — ответил Эдвин Пуллингер. — Я не ошибся относительно тебя.
— Я последовал вашему совету, инспектор. Я прибыл в Миддлстил, чтобы вступить в ряды Особой Гвардии. Но, судя по всему, они сотрудничают с агрессорами, так же как и вы. Выходит, что я последний честный гвардеец.
Тюремщики в заколдованных доспехах уже бежали к нему, вытаскивая из-за пояса дубинки.
— Я всегда знал, что ты мерзкий меченый мальчишка, — произнес уорлдсингер. — Из тех, на кого трудно найти управу.
— Мой отец был Ловцом волков, а мать — полубогиней, так что моя судьба принадлежит мне. Для вас я Карающая рука правосудия.
— Ты слишком опасен, чтобы расхаживать с торком на шее, — ответил уорлдсингер. Он вытащил табакерку и втянул ноздрей щепотку перплтвиста. — А поскольку Шакалия теперь живет по законам Содружества Общей Доли, нам нет необходимости придерживаться занудных ограничений, наложенных на нас хартией Палаты Стражей.
— По законам железного кулака, — уточнил Оливер с нескрываемым отвращением. — По законам полной вседозволенности. В таком случае мы с вами оба свободны от законов, которые раньше связывали нас. И ваш уорлдсонг мне не помеха. Такова моя сила, инспектор. Я не помечен гиблым туманом. Я и есть тот самый гиблый туман.
— И за это ты умрешь!
Тюремщики взяли наизготовку дубинки. Кстати, в вестибюль их набежало уже человек пятьдесят, не меньше. В правой руке Оливера трепетал колдовской нож; с обеих сторон лезвия стекал металл. Издавая треск ломающейся кости, рукоятка прямо на глазах меняла форму. Оружие по-прежнему было неестественно легким — даже когда превратилось в двойной топор. Та часть души его отца, что была впечатана в клинок, осталась довольна его выбором. Оливер попытался отключить зло в душах тюремщиков — их черные дела он воспринимал как боль — избиения, колдовские эксперименты, бои, которые они заставляли разыгрывать своих пленников, а сами тем временем делали ставки, не говоря уже о жестокостях, которые творили походя, даже не замечая их.
Лезвие, извивавшееся в его руке, знало, как отключить это зло.
— Давайте, гордые люди Хоклэмского приюта! Покажите мне, как я умру!
— Больше топлива! — вопил жрец культа саранчи.
Перед демсон Давенпорт Гидеонов Воротник ходил ходуном на установленных на платформу ногах; двигатель дьявольского устройства работал на пределе возможностей.
Каждые несколько минут квотершифтский рабочий в кожаном фартуке выбрасывал мешок, и тот с: глухим стуком падал в снег; неустрашимые подхватывали его и тащили дворец, оставляя за собой кровавый след.
Демсон Давенпорт уже не слышала криков юного короля, распятого на кресте. Сосредоточившись на подбрасывании книг в топку, она старалась не смотреть на подводы, на которых на Парламентскую площадь доставляли все новые и новые клетки — целые семьи некогда нарядно одетых, а теперь грязных, оборванных людей. При помощи прикладов, рогатин и сабель пленников выстраивали в очередь на смерть.
Самый главный начальник — тот, кого называли Тцлайлок, — вышел из ворот парламента в сопровождении целой колонны гвардейцев и жрецов культа саранчи. Он на протяжении всего дня то входил в Палату Стражей, то выходил из нее, словно взволнованный ребенок в ожидании подарков во время праздника зимнего солнцестояния. Задумавшись, демсон Давенпорт едва не споткнулась о другого уравненного рабочего, который, как и она, обслуживал печь. Всего здесь их было шестеро — шестеро тех, кто непрестанно кидал книги в топку Гидеонова Воротника.
Тцлайлок подошел к одному из мешков с сердцами.
— Поживее, компатриоты. Мы уже близко.
Близко к чему? — удивилась демсон Давенпорт. Надсмотрщик подбежал к начальнику, и по их кивкам демсон Давенпорт поняла, что бригаде придется ускорить темпы работы по обслуживанию Гидеонова Воротника. Откуда-то из-за пелены метели на полном скаку подлетел офицер Третьей Бригады и своим появлением прервал проявления подобострастия со стороны бригадира. До демсон Давенпорт донеслись обрывки фраз. Контрреволюционеры, рыцари-паровики, подкрепление в лице Первой Бригады.
Тцлайлок взвыл от злости.
— Отменить приказ Особой Гвардии о марш-броске на юг! Привести гвардейцев в полную боевую готовность и живо привести ко мне Флейра! — гаркнул он во все горло, так, что его услышали даже уравненные рабочие. Вестовой ускакал, а Тцлайлока со всех сторон окружила свита; один за другим отдавались приказы; приспешники вождя, не мешкая, бросались их выполнять.
Неожиданно Тцлайлок с воплем рухнул на снег. Демсон Давенпорт подумала, что с ним случился удар. Неудивительно — вон сколько крика и суеты. Однако в следующее мгновение до нее дошло, что вождь революции корчится — нет, не в агонии, а в экстазе.
Раздался звук рвущейся ткани. В небе над Парламентской площадью образовалась трещина, и в это зияющее отверстие хлынули цвета, каких демсон Давенпорт никогда не видела за всю свою жизнь.
— Ксам-ку! — вопил Тцлайлок. — Ксам-ку!