Небесный лабиринт. Искушение

Долгих уговоров не потребовалось; скоро в ректорате поняли, что эта решительная женщина сможет заботиться о студентах лучше, чем кто-нибудь другой. Она превратила свою просторную столовую в комнату для занятий. У каждого молодого человека было свое место за обтянутым сукном большим столом, где можно было безбоязненно оставлять книги. Не приходилось сомневаться, что в доме Кит после ужина студенты будут заниматься — если и не каждый вечер, то уж несколько вечеров в неделю обязательно. Там же делал уроки и ее единственный сын Фрэнк. Сидя за одним столом с настоящими студентами, он чувствовал себя взрослым. За обеденным столом Хегарти занимались студенты инженерного, сельскохозяйственного, юридического и медицинского факультетов, в то время как юный Фрэнк готовился к сдаче ежегодных и выпускных школьных экзаменов.

Сегодня ему предстояло стать полноправным членом этого товарищества.

При мысли о том, что она вырастила сына, который станет инженером, довольная Кит обхватила себя руками. Причем вырастила одна. Джозеф Хегарти уехал так давно, что Кит перестало интересовать, как сложилась его жизнь в Англии. Какое-то время он присылал деньги и обещал вернуться. Потом денег стало меньше, а вскоре переводы перестали поступать вовсе.

Она пыталась воспитывать Фрэнка так, чтобы он не возненавидел отца. Даже оставила фотографию Джозефа Хегарти в спальне мальчика, чтобы тот не исчез из его памяти так же, как все остальное. И пережила несколько тяжелых дней, когда с почетного места на комоде портрет перекочевал сначала на книжную полку, где его не было видно, потом оказался повернутым лицом к стене, а в конце концов отправился на дно ящика.

Высокий и угловатый Фрэнк Хегарти больше не нуждался в фотографиях мифологического отца.

Кит было интересно, что сказал бы Джозеф, увидев красу и гордость Фрэнка — черный «БСА» с объемом двигателя 250 кубических сантиметров.

Скорее всего, ничего. Этот человек не любил иметь дело с проблемами. А мотоцикл действительно был проблемой, причем опасной. Единственной проблемой, омрачавшей Кит долгожданное утро начала учебы Фрэнка в университете.

Кит умоляла сына ездить на поезде. Они живут в нескольких минутах ходьбы от станции, поезда ходят часто. Она купит ему сезонный билет. Он сможет ездить по этому билету сколько понадобится. Но Фрэнк уперся. Впервые в жизни.

Он ездил в Питерборо и долго работал на консервном заводе, чтобы заработать на этот мотоцикл. Почему мать хочет отнять единственное, что представляет для него ценность? Если она не умеет и не хочет ездить на мотоцикле, это еще не причина, чтобы мешать ему.

В конце концов, ему уже восемнадцать с половиной. Кит посмотрела на статую инфанта Пражского, которую держала в доме, чтобы произвести хорошее впечатление на матерей своих квартирантов. Жаль, что у нее нет более надежного земного союзника, который мог бы помешать мальчику ездить на этой ужасной тарахтелке. Она была бы рада переложить на кого-то часть своих забот.

Патси спросила миссис Хоган, не хочет ли она еще чаю.

— В такой день ничего другого не остается, — сказала она.

— Да, Патси. Поставь чайник, — с облегчением ответила Аннабел, опускаясь в кресло.

Когда Бенни уезжала в университет, ничто не предвещало катастрофы. Девушка надела синий свитер, белую блузку и юбку в сине-серую клетку.

— Ты будешь там королевой красоты, — пыжась от гордости, сказал Эдди.

— Нет, папа, не буду. Я большая и неуклюжая, — внезапно ответила Бенни. — Как катафалк. Я смотрела на себя в зеркало.

Глаза Эдди наполнились слезами.

— Детка, ты у нас красавица, — сказал он. — Не говори так. Пожалуйста. Не расстраивай нас с матерью.

Аннабел хотелось обнять дочь и утешить ее. Да, может быть, и большая, но чудесная кожа и каштановые волосы, перехваченные сине-белой лентой, делали Бенни тем, кем она была в действительности: провинциальной девушкой из хорошей семьи, глава которой был преуспевающим бизнесменом.

Но сегодня утром всем было не до объятий. Поэтому Аннабел просто потрепала дочь по руке.

— Ты славная, красивая девочка, и все это поймут, — мягко сказала она.

— Спасибо, мама, — послушно ответила Бенни.

— Мало того, ты будешь там очень счастлива. Тебе не придется сидеть с детьми, как большинству студенток, и умирать с голоду в какой-нибудь лачуге. — Аннабел довольно вздохнула. — Ты каждый вечер будешь приезжать в собственный дом.

Бенни улыбнулась ей, но улыбка получилась вымученной.

Она нервничала, как на ее месте нервничала бы любая девушка, отправляющаяся в незнакомое место к незнакомым людям.

— Теперь в доме будет тихо. — Патси поставила на стол заварной чайник, накрыла стеганым чехлом и любовно погладила его.

— Надеюсь, она найдет себе друзей, — неуверенно сказала Аннабел. До сих пор у Бенни не было никаких подруг, кроме Евы; это грозило девочке бедой.

— Как вы думаете, мэм, она будет привозить их сюда с ночевкой? — Глаза Патси блестели от любопытства. Она любила размышлять.

— Я не думала об этом. Но, конечно, будет. Не может же она общаться в Дублине с людьми, которых мы не знаем и о которых даже не слышали. Она это понимает.