Теперь мы вновь следовали за Смолиным по городу, и, судя по всему, он намеревался его покинуть, а я сжимала в руке мобильный, пытаясь решить: звонить Перфильеву или нет. Здравый смысл подсказывал: звонить. И тут Перфильев позвонил сам. Я мгновенно решила, что это сигнал свыше, и завопила:
– Олег, срочно отправляй своих людей к Раисе Смолиной, пусть засаду устроят…
– Чего? – в ответ рявкнул он. – Ты какого хрена к Смолину полезла? Сыщик, твою мать. Хочешь нам всю работу завалить?
– Так вы его подозреваете? – начала я соображать, не скажу, что очень хорошо.
– Ты о тайне следствия что-нибудь слышала, юрист недоделанный?
– Олежек, родной, – перешла я на скулёж. – Очень может быть, что он едет ее убивать.
– Само собой, раз ты его и надоумила. Сегодня же отцу нажалуюсь… а сестрица? Сестрица о твоих выкрутасах знает?
Напоминание о родне вызвало острую зубную боль.
– Ой, мобильный разрядился, – пискнула я и телефон выключила.
– Следаки нас обскакали? – весело поинтересовался Берсеньев.
– Похоже, что так.
– Молодцы, не зря хлеб жуют.
– Не зря… – передразнила я. – Если б я этому олуху не рассказала про то, что Смолин-старший рукопись украл, и про все остальное… хрен бы они с места сдвинулись. Наш разговор в кафе скорее всего записывали. И Перфильеву сразу донесли.
– Ну, теперь, если Смолин старушку кокнет, замаливать сей грех тебе не придется.
– Чего делать-то? – видя, как далеко впереди маячит машина Смолина, спросила я. – Вдруг он нас заметит? Сбежит, а Перфильев на это скажет, что мы ему операцию сорвали?
– Может, и нет никакой операции… В любом случае я все хочу досмотреть до конца…
Вскоре Смолин свернул на проселочную дорогу, хотя поворот на Бережки был дальше по шоссе, километрах в пяти. Берсеньев включил навигатор и ткнул пальцем в тонкую ниточку на экране.
– Он решил подъехать к отцовскому дому со стороны леса. Внимания не хочет привлекать.
– Неужто он в самом деле… – начала я, включила мобильный и позвонила Перфильеву.
– Не лезь! – заорал тот нечеловеческим голосом.
А я взмолилась:
– Скажи только, там есть твои люди или мне старушку спасать?
– Я тебя на пятнадцать суток посажу, – пригрозил он и бросил трубку.
– И как это понимать? – поворачиваясь к Берсеньеву, спросила я. – Есть или нет?
– Продолжая следовать по шоссе, мы прибудем в Бережки раньше, чем Смолин. Но если в доме менты, нам не обрадуются.
– Надо Раисе позвонить, – озарило меня. – Предупредить, чтоб была осторожней.
Я набрала номер, услышала равнодушное «да» и затараторила:
– Раиса Петровна, это Ефимия, помните, мы встречались…
Шуршание в трубке, а потом гневный голос Олега Викторовича:
– Ты уймешься, в конце концов, или нет?
Теперь торопиться было ни к чему. Собственно, нам следовало тут же вернуться в город, но я, как и Берсеньев, любопытна. В общем, мы подъехали к дому Смолина-старшего, когда его сына запихивали в полицейскую машину. По соседству обретался Перфильев и на меня взглянул так, что, будь я к его взглядам чувствительна, провалилась бы сквозь землю. Наплевав на его недавние угрозы, я спросила, приблизившись:
– С поличным взяли? Он пытался Раису застрелить?
– Сбрендила совсем? – обиделся Олег Викторович. – Дураки мы, что ли, бабой рисковать? Встретили в дверях, сообщили, что задерживаем по подозрению в убийстве, и обыскали.
– Пистолет был у него?
– Был. Но вину этого деятеля еще доказать надо. И я уже предчувствую весь этот геморрой…
Забегая вперед, скажу, что ведомство Перфильева с задачей справилось. Смолин-младший чистосердечно покаялся в убийстве сестры «на почве личной неприязни». Отец, по его словам, очень переживал из-за ее связи с Туровым, Лев Геннадьевич пытался девушку образумить, а она вдруг начала угрожать ему пистолетом. Оружие он отобрал и сгоряча ее пристрелил. Копать глубже следователи не стали, и причина такой нерадивости была мне отлично известна: лишняя головная боль им ни к чему. А куда ж без нее, если губернатор по-прежнему к великому Смолину на чай заезжает. Если убийство Венеры и адвоката еще можно списать на грабителей, то с Лешкой все куда хуже, ведь застрелили его из того же пистолета, что и Софью. Оттого следствие и «спустили на тормозах».
Смолин-младший отправился отбывать наказание, а его отец вдруг решил пролить свет на тайну гибели Чадова. Явился к следователю в сопровождении адвоката и поведал: убила его Венера (кто бы сомневался!). Произошло это во время ссоры, и, безусловно, было случайностью, хотя сам Смолин при этом не присутствовал и может судить обо всем лишь со слов Венеры. Она ему во всем покаялась, а он, будучи влюбленным в нее практически до безумия, молчал о преступлении все эти годы. Хотя сия тайна уничтожила их отношения, и они вскоре расстались. Муки совести жестоко его терзали, и он рад наконец-то облегчить душу.
Венера ни подтвердить, ни опровергнуть этого по известной причине не может, а всерьез заниматься тем давним убийством никто не торопится. Само собой, убийство гражданской жены Чадова и его сына даже не вспомнили.