Небеса могут подождать

Коллинз с любопытством взглянул на собеседника.

— Я вижу, вы неплохо тут освоились. — Он достал пачку «Питера Стивесанта» и щелкнул зажигалкой. Голубоватая ленточка дыма потянулась к потолку. — Как здоровье мисс Ларрены?

— Спасибо. Но ведь вы пришли не для того, чтобы расспрашивать меня о ее здоровье? Ваше ведомство и так не спускает с нее глаз.

Коллинз усмехнулся.

— Вы правы, я пришел не за тем. Я пришел, чтобы поговорить о вашем будущем.

— О моем будущем? — удивился Шалимов.

— Вашем и мисс Ларрены. Вы ведь не собираетесь с ней расставаться?

— Нет! — спокойно, но твердо сказал Шалимов.

— Буду говорить без обиняков. — Коллинз стряхнул пепел в разинутый клюв серебряного пингвина, служившего экстравагантной пепельницей. — Я прямо спрашиваю вас: каковы ваши планы?

— Не знаю, — ответил Шалимов. — Я должен посоветоваться с Самантой. Если она захочет, мы могли бы уехать в Россию…

— А если она не захочет?

— В этом-то вся и штука, — вздохнул Шалимов.

— А что вас тянет назад в Россию, Эндрю?

— Как что? — Шалимов понял его прямолинейно. — Все… Там моя родина, моя работа…

— Ну, работу можно и поменять, — заметил Коллинз. — Уверяю вас, на свете полно не менее увлекательных занятий, чем полеты в космос.

— Разведка, например? — полуутвердительно спросил Шалимов.

— В разведку я вас не приглашаю, но есть и немало иных интересных профессий…

— И все же я хотел бы вернуться в Россию, — произнес Шалимов с легким нажимом. — Саманта выздоровеет, мы закончим с этим делом…

— Да, я уже слышал. Вы хотите громко рассказать о нем. А зачем, Эндрю?

Шалимов едва не вскочил.

— Как зачем?

— Кому это нужно? — настаивал полковник. — Основные действующие лица мертвы, банда террористов разгромлена. Все закончено… Не лучше ли забыть о случившемся и наладить нормальную жизнь?

Коллинз затушил сигарету и бросил окурок в пепельницу. Он солгал, ничего не было закончено, самое неприятное только начиналось. Аресты в Америке и за ее пределами. Договоренности на грани закона, сомнительные сделки, — все, чтобы избежать гласности. Кого-то предстоит подкупать, кого-то запугивать, на кого-то оказывать силовое давление. И, черт возьми… Коллинзу меньше всего хотелось об этом думать, но могло обернуться и так… Кто-то исчезнет, замолчит навсегда. Хотя это и служит защите свободы и демократии.

Шалимов продолжал непонимающе молчать.

Коллинз закурил снова и спросил:

— Эндрю, вы когда-нибудь читали о федеральной программе защиты свидетелей?

— В общих чертах, — неуверенно отозвался Шалимов.

— Эта программа, — полковник глубоко затянулся и выпустил струйку дыма под пальму, — имеет целью защитить людей, которым угрожают неприятности после их выступлений в суде — скажем, разоблачения мафии и тому подобного. Их переселяют в другие места, дают им новые имена, иногда даже делают пластическую операцию, но все это оправдано, все ради их безопасности.

— Ну и что же?

— Но иногда, Эндрю, — Коллинз поднял палец, — иногда опасность грозит не одному человеку, а всему обществу в целом. И чтобы уберечь страну от потрясений, мы также можем воспользоваться этой программой.

— Так вы предлагаете мне… — ошеломленно начал Шалимов.

— Да, — кивнул Колинз. — Вам и мисс Ларрене.

Новые имена, новые адреса, новые лица. Вы ни в чем не будете нуждаться. Мы купим вам дом в любом штате, какой вы выберете сами, откроем счет в банке. Ну, а дальше, с вашими способностями и опытом, вы не пропадете. Америка — страна великих возможностей для тех, кто умеет воспользоваться ими. Вы сумеете. А вознаграждением для нас станет ваше молчание. Шалимов и Ларрена с почестями похоронены, и мы не заинтересованы в их воскрешении.

— Так, — задумчиво проговорил Шалимов. — Вообще-то мне приходило в голову нечто похожее, вернее, я размышлял над этой проблемой, но пришел к противоположному выводу. Мне казалось, что вы, напротив, будете стремиться к максимальной гласности.

— Есть вещи настолько гнусные, настолько омерзительные, Эндрю, что люди ничего не должны знать о них. Им не должно вообще приходить в голову, что такое возможно, только тогда уцелеет демократия. И преступление на «Атлантисе» — одна из таких вещей.

Коллинз встал. Шалимов последовал его примеру.

— Насколько я понимаю, выбора у нас все равно нет, — предположил Шалимов.

— Вот именно, — сказал Коллинз. — Надеюсь вы передадите содержание нашего разговора мисс Ларрене.

Он попрощался и пошел к выходу. Шалимов не сводил с него глаз до тех пор, пока фигура полковника не скрылась за дверью. Тогда он повернулся и зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж.

В палате он налил воды в очень прозрачный тонкостенный стакан, поставил принесенные розы у изголовья Саманты, подвинул табурет и сел рядом. Он нежно провел пальцами по правой ладони девушки. Ее пальцы вздрогнули, она медленно раскрыла глаза, и слабая теплая улыбка появилась на ее губах.

— Эндрю… Ты пришел. Теперь мы всегда будем вместе, правда?

— Да, — тихо пообещал он. — Теперь всегда.

— Если бы тебя убили, я бы умерла. Но мы живы.

— Да. Оба живы.

Пальцы Саманты обняли его запястье.