– Вот теперь мне действительно жаль, что я сбежала. Чего бы я только не дала за то, чтобы увидеть его рожу на асфальте.
Но спустя мгновение ее радостная улыбка погасла. Она стала смотреть в окно, тихая и погруженная в себя.
– Я бы тоже хотела, чтобы ты не уходила, – сказала я. – Тогда нам не пришлось бы столкнуться с твоим папашей.
Бейли вздохнула и повернулась ко мне.
– Нет. Хорошо, что мы обе оказались там. Необходимо было напомнить мне, какой он засранец.
– По крайней мере, он мог пообедать с тобой.
– Да зачем оно мне? – взорвалась вдруг Бейли. – Все равно мы с ним способны только на то, чтобы разогреть в микроволновке парочку буррито и жевать их перед телевизором, по которому показывают
– Правда? А я думала…
– Я продолжала смотреть его в надежде, что обнаружу какой-то секрет, объясняющий мне смысл происходящего там. Например, что нужно изменить в себе, чтобы его полюбить. Но нет там никаких секретов! А есть идиот в каком-то идиотском пальто с идиотским космическом кораблем в синей будке.
Бейли усиленно заморгала, боясь расплакаться. Я хотела хоть что-то сказать ей, но подходящих слов не нашла. Так и сидела – молча, а она продолжала:
– А папе все это по барабану. И ничего тут не изменится, что бы я ни сделала. Когда мне было шесть, мама не позволила ему поехать на фестиваль Burning Man, и он страшно расстроился из-за этого. И что же я сделала? Да целую неделю конструировала из картона фигуру огромного человека. Вытащила лампы со всего дома на задний двор и прикрыла их шарфами и всякими прочими вещами, чтобы устроить световое шоу. И что, кто-то сказал мне «Спасибо, Бейли» или хотя бы показал большие пальцы? Нет! Да, дом немного пострадал от огня, а папа получил ожоги второй степени, но откуда мне было знать, что такое количество жидкости для зажигалок опасно для здоровья? Мне было всего шесть! Важно, что его дочь сделала все возможное для того, чтобы он почувствовал себя счастливым. А он ничего не заметил. И я так устала от всего. Так устала быть тупой, печальной, испуганной шестилеткой, черт побери.
Бейли свернулась в клубочек. А поскольку я по-прежнему не знала, что тут можно сказать, то просто обняла ее. И, похоже, этого оказалось достаточно. Я почувствовала, что ее плечи расслабились. Шмыгнув носом, Бейли вытерла глаза.
– Понятное дело, сейчас я твержу, что больше никогда в жизни не захочу увидеть его и ненавижу все, связанное с ним, но пройдет несколько месяцев, и я, возможно, возомню себя крутым специалистом по садовому дизайну, или иудаизму, или чему-то там еще… Тогда, пожалуйста, напомни мне, что мой папочка – та еще сволочь. Пообещай это. С меня хватит.
– Только при условии, что ты никогда больше не разрешишь мне встречаться с еще каким-нибудь уродом.
– Не могу.
– Почему?
– Да все мужчины – уроды. – Бейли подалась вперед и добавила: – Кроме тебя, Боб!
Сидевший на водительском сиденье лимузина Боб лишь пожал плечами в ответ.
1013 миль
Часы на моем телефоне показывали 3.15. Я выглянула в окно. Нас окружали автомобили – на ветровых стеклах блестело яркое полуденное солнце. Ни один из них не продвигался вперед. Перед нами на огромное расстояние простиралась забитая машинами дорога.
– Боб? – спросила Бейли. – Как наши дела?
– Нам нужен следующий съезд. Прошу прощения.
Я наблюдала за своей подругой, вытянувшей шею, чтобы получше рассмотреть, что творится на шоссе. Она волновалась. У меня стало тепло на душе, и я улыбнулась.
– Знаешь, хорошее предчувствие мне так и не изменило.
Бейли застонала:
– Неужели то, что ты проделала с моим папой, каким-то волшебным образом сделало из тебя оптимистку?
Нет. Оптимисткой меня делало то, что рядом была Бейли.
1017 миль
Яростно визжа шинами, наш автомобиль въехал на парковку. Не успел он остановиться, как я схватилась за ручку дверцы. Но, увидев перед собой клинику, притормозила.
– Тебе не обязательно идти со мной, – сказала я.
Реакцию Бейли я скорее почувствовала, чем увидела. Смотреть на нее я боялась.
– Чего это ты вдруг?
Я заставила себя перевести взгляд на ее лицо.
– Ну, может, тебе это в лом. Знаю, я сказала, что хотела бы, чтобы ты была рядом, но ты не обязана ничего… делать. Все это не так уж и важно.
– Хм, это ужасно важно.
– Это важно для меня. Но мне не хочется, чтобы ты… чтобы ты делала что-то такое… что тебе не по нраву. – И хотя Бейли извинилась передо мной, я все еще беспокоилась, что, может, в глубине души она верила в то, что сказала. Но я не знала, как спросить ее об этом. Я ходила вокруг да около, не слишком надеясь на то, что наша недавно возродившаяся дружба сможет противостоять обстоятельствам. Но Бейли были чужды такого рода сомнения.
– Ты боишься, я считаю, будто ты неправа, делая аборт, – констатировала она.
Я кивнула:
– Такое вполне может быть. И это нормально. Но я не считаю себя неправой. И я сделаю его. И… надеюсь, мы останемся подругами после этого. – Я с вызовом, слегка вздернув подбородок, посмотрела ей прямо в лицо.
Бейли улыбнулась: