Не знаешь, что найдешь...

На этом «а если да» его заклинивало. Очень уж «разумно» их поведение. Никогда прежде он не встречал женщины, с которой было бы так легко, которая не возражала бы ему, была такой милой и такой сексуальной. Он все время льнул к ней, не упуская возможности дотронуться до нее: то обнять за талию, пока она стоит у раковины, моя посуду, то помочь сесть в седло, когда они выезжают вечером учиться верховой езде. Сидя рядом на диване, он не мог не обнять ее за плечи, а когда они расставались и каждый шел в свою спальню, он обязательно целовал ее, желая спокойной ночи. А потом часами лежал, не засыпая, мечтая о том, что вот сейчас она придет к нему, или уговаривая себя не ходить к ней.

Он даже придумал развлечения, в которых можно было бы прикасаться к Кэсси. Однажды он достал гитару и играл ей, потом предложил научить нескольким аккордам. Усадил ее перед собой так, что ее спина касалась его груди, руками взял ее пальцы и стал показывать, на какие струны их нужно ставить. А как-то раз включил генератор, достал кассету и начал учить ее разным танцевальным движениям, популярным среди ковбоев. В комнате для этого было мало места, и они вышли танцевать на крыльцо, оставив дверь открытой. Кэсси оказалась смышленой ученицей и часто говорила, что многие здешние танцы похожи на те, которые танцуют в ее родных местах. Но лучшими были минуты, которые они проводили вместе на крыльце, наслаждаясь красотой ночей.

Леон испытывал особую любовь к ночам в пустыне. Они были ясными и прохладными. Черное как смоль небо усыпано мириадами мерцающих звезд. На его фоне видны силуэты гор, бледный песок у подножий испещрен тенями. Однажды, когда они сидели, любуясь звездами, он рассказал ей, что в полнолуние здесь бывает светло как днем, а иногда зимой легкий снежок покрывает землю. Но этот снег недолговечен, и утром спрашиваешь себя, не был ли он игрой воображения. Леон рассказывал ей о ночевках у костра, когда кажется, что ты один на всем белом свете, но в то же время чувствуешь себя в безопасности. Рассказывая, он обнимал ее, а она склоняла к нему голову, и его рассказам не было конца. Так много он не говорил прежде ни с кем и никогда. Он рассуждал о том, как много работы у него бывает весной. Он даже нанимает около десяти мужчин, а также повара, который кормит их, когда они сгоняют скот с горных пастбищ в загоны и готовят его для продажи. Кэсси слушала так, будто это самые интересные истории, которые ей когда-либо доводилось слушать.

Она тоже многое рассказывала ему – о горах Западной Вирджинии, об опасностях, подстерегающих шахтеров, о безработице и тяжелой жизни в тех местах. Волнуясь, с любовью говорила она о своих младших братьях, с горечью – об отце, с тоской – о матери и правдиво – о покойном муже. Вспоминала Доди и все, что связано с этой мужественной пожилой женщиной, ставшей ей второй матерью. Она призналась, что жили они бедно, всю жизнь едва сводя концы с концами. Такая жизнь не столь тяжела, если все разделяют ее тяготы. Но отец ее, Чинц Эстербридж, не хотел отказывать себе ни в чем. Для него не имело значения, что делает он это за счет семьи. Леон обнял ее и сказал, что она правильно поступила, покинув такой дом. Кэсси уткнулась лицом ему в плечо. В глазах блестели слезы. Она рада, вырвалось у нее, что судьба привела ее сюда. Здесь красиво. Она чувствует себя свободной, у нее появилась надежда. Он еще крепче прижал Кэсси к себе и коснулся щекой ее макушки. В тот вечер они пожелали друг другу спокойной ночи быстрее обычного. Леон лег спать в блаженном настроении. Теперь он знал, что не только ему тяжело вести себя «разумно», и начал мечтать о совместной жизни с Кэсси.

Спустя неделю после приезда гостьи Леон нашел молодого бычка, упавшего в глубокую и узкую расщелину и застрявшего в ней. Он испробовал все, что только мог, чтобы вытащить бычка. Но у него ничего не получалось. Он не сумел даже сдвинуть его с места, когда тянул за веревку, наброшенную на рога. Леон был в отчаянии. Без помощи ему не обойтись, или придется пристрелить этого бычка. Будь он один, пуля была бы единственным выходом. Но ведь дома еще Кэсси, она умеет ездить верхом и, конечно, поможет, если ее попросить.

Леон помчался домой. Вскоре он уже входил в дом, оставляя следы от сапог, облепленных песком, на только что вычищенных полу и ковре. Кэсси сидела на диване, подобрав под себя ноги, и просматривала журнал.

– В расщелине, в сорока минутах езды отсюда, застрял бычок. Ты поможешь мне вытащить его? Иначе придется его пристрелить.

Кэсси отложила журнал, встала и босиком направилась в спальню.

– Выключи духовку, пока я переоденусь, – тихо сказала она.