На самом деле, связь с моим родным миром действовала постоянно — и была не настолько безобидна для некоторых окружающих, как могло показаться. Но конкретно для лиц, испытывающих магическую интоксикацию моё общество приходилось как раз кстати, раз за разом откатывая неестественные изменения в теле. Благодаря чему, например, родичи сочли мою одноклассницу и подругу Мелиссу случайно пропущенным талантом. Та напросилась в своем Доме Алой Розы на изматывающие тренировки и, к удивлению наставника, не стала из-за них мутировать. Точнее, получается, это я не дал произойти изменениям, по полдня находясь рядом. Мел-тян потом перевели в школу для подающих надежды членов клана — ох, надеюсь, это не вышло ей боком…
А еще постоянный канал к зоне стабильности физических констант давал вот такой побочный эффект: рыжая кошка сначала замедлила шаги, увидев, что я перегородил ей дорогу, повела ушами, выставив вперед усы… а потом подбежала ко мне, словно я — её хозяин! Стоило подхватить полосатую на руки, как она тут же запустила коготки в рукав моего пиджака и самозабвенно заурчала, прищурив глаза. Так, с кошкой на руках, я и вернулся к поджидающей меня с недоверчивым выражением лица Птице.
— Хоторн-стрит, дом тридцать восемь, — почесывание пушистой шейки с белой манишкой позволило, наконец, прочесть надпись на жетоне. Там еще и телефон рядом выбили, но дойти ногами, на мой взгляд, получилось бы быстрее, чем дождаться хозяев на месте. — Удачно, почти по пути домой.
— Ага… — по-моему, девушка меня не особо и услышала, зачарованно любуясь самозабвенно изображающим трактор рыжиком. Героиня даже сделала такой движение, словно собиралась протянуть руку — но так и не решилась. А вот полосатая на присутствие супера рядом вообще никак не реагировала. Хм… эксперимент?
— Попробуй погладить, не бойся, — предложил я.
— Н-но… она… — Хоук, поколебавшись, и еще раз посмотрев на меня (пришлось ободряюще кивнуть), все же ме-едленно поднесла ладонь к кошачьей холке. Когда между пальцами и шерстью оставалось сантиметра четыре, потеряшка перестала щуриться и недобро посмотрела на протянутую конечность. Но стоило мне продолжить чесать ей шейку — потеряла к вторжению всякий интерес.
Наконец Птица осмелилась коснуться животного, и даже провела ладонью по шерсти раз, другой. Её по-прежнему величественно игнорировали. Ободренная героиня стала действовать смелее, с каким-то детским восторгом — и ей сошло с рук даже это. Минуты десять мы так простояли, прежде чем все же пошли дальше. Причем на лице Ястреб так и застыло выражение детского восторга, словно ей в зоопарке позволили тигра или льва потеребить.
…Звать хозяев полосатой потеряхи не пришлось: стоило мне ссадить её у двери, она узнала дом и с мявом забежала внутрь через кошачью дверцу. Отходя, мы еще минуты три слышали, как рыжик то ли родным стенам, то ли обнаруженным хозяевам громко жалуется на жизнь и рассказывает о своих приключениях. К счастью, не те и не другие по-кошачьи ничего не понимали, и потому наш маленький подвиг остался между нами.
— У нас дома были кошки, целых три, — уже на лестнице в коттедже, где я снимал квартиру, неожиданно разоткровенничалась Хоук. — Мать обожала этих усатых нахалок, да и я тоже. Всегда насыпала им корм, когда они приходили ко мне его клянчить — маме обычно было лень лишний раз переться на кухню… В тот день, когда я… сорвалась, они как всегда подбежали к двери, стоило мне провернуть ключ. Ринулись ко мне, громко топоча по полу, толкая друг друга и мурча… и вдруг с выражением дикого ужаса на мордах и завывая пролетели мимо и растворились в темноте! И не вернулись ни ночью, ни утром. И я ни разу их больше не видела за те несколько дней, что мать настойчиво выпихивала меня из дому.
Волшебница прерывисто вздохнула, и выдавила из себя, подняв на меня успевшие наполнится слезами глаза:
— Я потом, по старой памяти, пыталась подходить к котам и кошкам, и всякий раз было одно и то же. Потом я сама стала их обходить. Но ты, Алан, ты… ты смог победить даже эту часть проклятья!
Дальше Хоук только плакала, прижавшись к моей груди. Долго плакала, рубашка натурально наполовину промокла от слёз. А я гладил, забравшись в кресло и пристроив любимую на коленях, гладил её по голове, позволяя излить наконец многолетнее напряжение, боль и обиды. Так она потом и уснула, а я еще больше часа удерживал её в объятиях и только потом уложил под плед. Потом сварил себе кофе, и с чашкой уселся прямо на пол, опираясь спиной о занятую кровать. Мысль о том, что мне сегодня не обломится промелькнула мимо сознания. А вот другая, о том, скольким суперам их способности сломали жизнь — наоборот, задержалась.