Был ветерок. Она уже переоделась после съёмки в своё летнее платье, тонкое, открытое, шелковистое, до колена, и как лань взлетает на эту вышку, садится.
— Можно мы вас снимем? Такой красивый кадр!
— Давайте!
— Вот просто так посидите.
И мы её щёлкнули на фоне заката. Красиво получилось. Ничего не скажешь.
— Только, пожалуйста, — предупредила она, — не публикуйте ничего без моего разрешения».
Какое «без неё»?! Три пресс-секретаря, восемнадцать советников, всё очень серьёзно.
Мы прислали ей фотографии на одобрение, и нам молниеносно всё одобрили — мы нигде с ней не разошлись, чего вообще-то обычно не бывает. Проблема вышла с одним тем самым заветным кадром на судейской ржавой вышке. Как ни упрашивали, восемнадцать советников ответили «нет». Ну да, железный закон — коронованные особы не считают возможным показываться на публике вне протокольных рамок. Ничего личного.
Но через полгода европейская женщина в ней победила. На какое-то мгновение. Мы цитировали её по другому случаю — у нас была рубрика «По-моему», в которой герой говорил то, что могло быть абсолютно поперёк глянцевому журналу. И тогда я взмолилась второй раз: «Хочу эту фотографию. На вышке». Не знаю, что сработало, — может быть, моё жуткое занудство и способность умолять долго (как говорила моя мама: «Вот что тебе сейчас приспичило?!»). Фотографию опубликовали.
И я поняла, чем мне нравится Восток — особым чувством соразмерности и уместности. У каждой вещи и поступка должно быть своё время и свой порядок, который возникает из собственного представления, как всё должно быть устроено. Мы, русские, можем скинуть каблуки в окно и: «А теперь — ванна шампанского!» Не мудро, может, зато мило. Восток же всё взвесит точно, на ювелирных весах.
Соколы наши ясные
Вот не знаю, как вам, а мне нравятся мужчины — герои сказок, которые умеют кем-то обернуться. То Финист — Ясный сокол бьётся в окно — и в девичьей горнице оборачивается молодцем невиданной красоты. То очередной Иван, весь дурной и в саже, залезет в правое ухо Сивке-Бурке, а из левого уже вылезет добрым молодцем. А ещё более изобретательный Иван из «Хрустальной Горы» предстанет и пастухом, и птицей, и древним старцем, — чтоб всех перехитрить, чудище извести и дéвицу спасти.
Я к чему это всё? К тому, что среди мужчин реальных и вполне земных — и о которых вы наверняка слышали — попадались мне такие, что могли превращаться. Пусть и не всегда в ясного сокола.
О них и поведу речь.
1
Никита Сергеевич Михалков, большой актёр и режиссёр, много понимает про стиль. И не только в кино, но и в жизни. И воспитание хорошее семейное, и социальную закалку не отнимешь. Ну кличут их с женой «бантик и шарфик» и что? Бывают же у людей пристрастия. Зато весело.
В конце 90-х мне приспичило забабахать «премию журнала VOGUE для Московского международного кинофестиваля за лучшее стилевое решение фильма». Москве и России тогда явно не хватало статусного, достойного мероприятия только для профессионалов кино, с настоящим вечерним дресс-кодом, ужином на белых скатертях и без богемного потного срача и пустозвонной светской тусовки. Вот чтобы солидно и достойно, как в первых приёмах журнала Vanity Fair в Голливуде. Никита Сергеевич, президент ММКФ, дал согласие — и понеслось. Заказали статуэтку бронзовой птицы Иулиану Рукавишникову, собрали авторитетное жюри и оглашали имя призёра только на этом самом ужине.
Н.С. всегда был пунктуален, элегантен (ну хорошо, иногда зачем-то в любимой морской фуражке), остроумно и уважительно представлял приз, я объявляла решение, птица уходила в руки счастливому режиссёру-оператору-художнику по костюмам, дальше рассаживались за столы, выпивали, болтали. Никита также всегда следил за тем, чтобы иностранные гости фестиваля были обласканы, хорошо рассажены, и вовсе не обязательно за его столом. Вот и любовалась я нашей киноэлитой рядом с Мерил Стрип, Квентином Тарантино, Фанни Ардан, Дэрил Ханна…
И тут, кажется, в июле 2006 года, на седьмой год премии, в ресторан «Vаниль» приходит Н.С., — в тренировочном костюме, на коленках обвисшие груши трикотажа, в спортивных тапочках. Проходит, смотрит убранство, присаживаемся с ним выпить воды, и я думаю, что он проездом к нам заскочил посмотреть, как всё готовится, потом переоденется и вернётся к нам на ужин. Ан нет, смотрю — никуда не собирается.
— Никита, дорогой, у нас же вечерний дресс-код. Все такие нарядные едут, вы же знаете! Да и вы всегда соблюдали.
Он резко меня оборвал, и без тени юмора или этой его иронии и заливистого смеха, жёстко и громко мне так:
— Тебе я нужен или мой костюм?! А-а-а?!?! И мой дед, Пётр Петрович Кончаловский так же ответил, когда его упрекнули, что он не во фраке. Так я или костюм?!?