Вот такие разные начальнические истории. В одной — редактора GQ таки уволили. В другой — играла по всем правилам, старалась изо всех сил, но из-за ошибки руководства могли легко убрать. В третьей истории — снимаю шляпу перед шотландским шефом, который, вместо втыка и недовольств, проявил человеческую заботу.
Впрочем, самая интересная категория начальников — те, кто вырос из твоих бывших подчинённых. Вот тут начинается цирк с конями.
Женщина на вышке
Мой прилёт в Баку в 2004 году был обставлен почти как государственный визит. Почему бы и нет: в конце концов, Vogue — это тоже своего рода суверенная держава. Снимать предстояло Первую леди. Она ещё не была вице-президентом — её мужа Ильхама избрали недавно. Мехрибан мало тогда знали в России, но я загорелась идеей снять её для Vogue.
Алиева — не тусовщица, светские мероприятия её волнуют мало. Чем больше я о ней узнавала, тем становилось понятнее, что она вполне себе супруга лидера страны в европейском понимании — не носила никакой этники, не пряталась за спину мужа. А блестящий Дом-музей Гейдара Алиева, который она открывала, совсем не напоминает мемориал — скорее культурный центр, такой предшественник музея Ельцина в Екатеринбурге.
Подобраться к Мехрибан было непросто. Мы вооружились фотопортфолио американского Vogue с жёнами президентов, французского Vogue — с крупными писателями, и презентовали свой замысел.
И вот после долгих переговоров и полученного «добро» мы летим в самолёте с голландским фотографом Матиасом Вринсом, с визажистом Наташей Власовой и прочими ассистентами.
Снова смотрим портфолио. На кого похожа Мехрибан? Говорю: «Ребята, я хочу Джеки Кеннеди». Они говорят: «Подожди, давай лица сравним». Я: «Ну и что? У неё такое лицо восточной королевы, она из научной, интеллектуальной семьи, отец — ректор академии авиации, мать — известный востоковед. И у неё есть стать».
Vogue Россия, март 2005 г.
В отеле каждого из нас ждали сувениры — азербайджанский коврик с кистями цвета зрелого вина и баночка чёрной икры с золотой крышечкой. Поскольку и то и другое было небольшое и скорее напоминало национальный сувенир в стиле «добро пожаловать, хлеб-соль», то, что уж тут говорить, было приятно.
Мехрибан назначила нам встречу в Центре Гейдара Алиева и лично провела нас по музею как гид.
Что такое восточная красота? Благородный профиль, осанка, гордая поступь, тёмные раскосые глаза. Улыбка не американская во весь рот, но лёгкая, еле заметная. Это по форме, по содержанию — иностранные языки, знание литературы, медицинское образование. Идеально сложена, красива.
Но как только дело дошло до съёмки, она сказала то же, что и все знаменитости, которые любят вещи. «Давайте всё-таки вы меня в моём поснимаете». Я говорю: «Мехрибан, вы же понимаете, это журнал Vogue, который всегда смотрит вперёд. Поэтому мы привезли вещи следующего сезона». «У меня есть все последние коллекции», — ответила она.
Мы прошли в огромную светлую гардеробную с большими окнами, выходящими в сад. Она открыла шкафы, мы охнули — идеальный порядок, и, да, все вещи были top, из последних коллекций. Кое-что вызывало скепсис, но это нормально. Достойный гардероб. И я ей говорю:
— У вас и правда всё отлично. Но у нас вещи из только что показанных коллекций, в продаже ещё их нет, это пресс-образцы. Когда выйдет журнал, вы будете в том, что в магазине появится через полгода, и это придаст вам ещё большей стилистической остроты, если хотите.
— Хорошо, давайте смотреть, что вы там привезли.
Достаём наше фотопортфолио и показываем, как мы хотели бы её снять. Она: «Вот вы куда клоните! Джеки Кеннеди даже?» Среди прочих фотографий была одна, которую я люблю до сих пор: длинный план, Джеки идёт по аллее в майском, зелёном, ухоженном саду в удлинённой юбке, как будто бы только что с приёма. Я и говорю: «Вот вы идёте, Мехрибан, с какого-то важного государственного мероприятия, и всё это вас чуть утомило, но вы никогда этого не покажете, как не покажете и в жизни». То есть играть особенно не нужно, но чтобы не было другого прочтения — что вот, мол, какая-то дура в вечернем платье идёт по аллее. Я люблю давать контекст. И Мехрибан, чуть подумав, согласилась. Мы сделали ей сдержанную лаконичную «ракушку» в стиле 60-х.
Съёмка шла отлично, она себя вела породисто, не помню ни одной претензии, только про какие-то вещи спрашивала: «Вы уверены?»
После окончания съёмки она говорит: «Давайте я вам покажу дикий морской берег, по которому люблю бегать». Я спрашиваю:
— Вы ещё и бегаете?
— Ну да, утром надо же как-то размяться.
И я понимаю, что эта подтянутая лёгкая фигура не с неба свалилась, что она всё-таки занимается спортом. И вдруг мы видим на фоне чистого белого песка морского берега высокую такую, чуть ржавую, заброшенную судейскую вышку. А там никакого спортивного поля нет, судить некого.
— Красиво как!
— Какие вам чудные вещи нравятся, — она рассмеялась.
— Мехрибан, а раз вы такая спортсменка, слабо́ вам туда залезть?
— Да я туда, кстати, залезаю часто.