Где-то раз в два месяца на нашу редакцию в журнале Interview наваливалась усталость от Голливуда, мейнстрима и молодых, подающих надежды, и мы кричали друг другу: «Хочу дичи!» Дичью мы называли то, что никак вроде не влезало в рамки журнала, но мы знали, как создать угол, при котором это становится остроумно и точно. Одними из первых наших «дичей» были интервью и съёмка Андрея Бартенева с Еленой Малышевой.
Мы понимали, что журнал Interview нёс идею поп-культуры, но в том виде, в котором всё-таки её видел наш основатель Энди Уорхол, а не в виде банального преклонения перед совсем уж масс-маркетовым искусством. Но игнорировать то, чем были заняты умы и уши огромного количества мужчин и женщин нашей страны, мы не могли. Среди прочих экзотических идей вдруг прозвучало: «Давайте попробуем Билана». Я подумала, а что? Он, конечно, вызывающий тип — прыгает, бегает, что-то кому-то пытается доказать, иногда недурно, голосовые данные отменные, но как-то всё это завёрнуто не в ту обёртку. Мы придумали поместить его в чуть более международный контекст, потому что в России Билана видели всякого. И тогда наш стилист Саша Зубрилин сказал: «Давайте попробуем сделать из него певца Prince». И даже ведь что-то есть в них сходное — самоупоённость, в хорошем для музыканта смысле слова. Класс! А сама думаю: «Ох, он ведь уже звезда Первого канала. Сейчас начнётся:“У меня репетиции, съёмки, концерты, ‘Голос’, ‘Танцы’ и все такое”».
Он подтвердил дату съёмки на удивление быстро.
Я решила приехать в студию раньше, посмотреть отобранные Сашей вещи и на всякий случай подстраховать ребят — мало ли что. И тут появляется Дима. С опозданием, кажется, минуты на три, извиняется, говорит: «Ради бога, извините, я так летел, но меня там задержали, тут задержали. А никто покурить не хочет?» Я говорю: «Я, конечно». Мы вышли на лестничную клетку глубокой негламурности. Там валялись какие-то железки, обрубленные балки, и холодрыга была страшная.
Он щёлкнул зажигалкой, поднёс её мне и тут — клик! — я поняла без малейшей на то причины, что он мой человек — в его жесте было что-то точное и уютное, будто он давал мне прикуривать лет двадцать. Даже сама удивилась, потому что, будем честны, совсем не все песни, которые поёт Дима, моя музыка. И вдруг он сказал: «Скажу тебе честно, твои интервью на «Дожде» — потрясающие, особенно…» И дальше перечисляет героев, с которыми я делала интервью. А я про себя: «Неужели он смотрит «Дождь»? Подлизываться ко мне ему вроде незачем, но мои интервью он помнил до цитат. И даже если он мегаотличник и решил сделать домашнюю работу заранее, чтобы потом передо мной выпендриться, все равно удивительно. «Дим, ты прямо какой-то биограф Алёны Долецкой. Откуда ты такие вещи знаешь?» Он говорит: «А ты что думаешь? Я слежу за процессом. Мне и Vogue твой нравился». Ни фига себе, думаю, неэвклидова геометрия, пересечение двух параллельных прямых. Ну да ладно, главное, чтобы звезда на съёмке была в порядке.
Он тогда запускал свой диск Alien, и у ребят была идея сделать ему на щеке надпись-«татуировку» с этим словом. Он с улыбкой: «О, классная идея, мне очень нравится». «Что касается вещей, — говорю, — хотим качнуть тебя в сторону Prince». «О-о-о, он серьёзный музыкант», — говорит Дима. Я ему: «И вот смотри, есть рубашка с кружевными манжетами, которая действительно похожа на ту, в которой выступал Принс». Дима осматривает аккуратно: «Ой, что-то не очень это, какое-то гейское». Я говорю: «Дим, ты чего? Во-первых, Принс не был геем, если уж честно. А во-вторых, у нас другая тема. И я хочу, чтобы ты был с гитарой, чтобы ты упивался той музыкой, которую делаешь».
Он соглашается и терпеливо садится на «татуировку» — долгая всё-таки история с этим мейкапом. Потом примеривает вещи, переодевается и — пошла съёмка, и он прямо в кадре начинает импровизировать, берет гитару в стиле Принса, играет с удовольствием, работает щедро, ловя каждое слово, которое произносит фотограф Лёша Колпаков. А вдобавок у Колпакова всегда отличная музыка на съёмках, заводившая всех.
Фоном у Димы разрывался телефон, нужно было куда-то дальше ехать, его уже ждали, он начал нервничать, что опоздает. Предупредил нас. Мы ускорились. А ко всему прочему в студии было жарко, и он всё время пил кока-колу. Я ему: «Слушай, сколько можно пить кока-колу?» Он отвечает: «Мне б ещё редбулльчику!», отснялся до последнего кадра и пулей рванул одеваться.
Обычно, когда звёзды на съёмке начинают куда-то опаздывать, они начинают раздражаться, изо всех сил пытаются задвинуть следующую смену одежды и капризничают: «Давайте без этого обойдёмся и без того, а этого я вовсе не хочу надевать». Он же сказал: «Доделаем всё до конца, как вы хотели».