Не жди, не кайся, не прощай

– Для начала неплохо, – одобрил Рогач. – Серьезная заява. Что ж в мастевые не подался? Западло?

– Мне для начала шестерить предложили. Не мой профиль.

– А на левой груди пр-рофиль Сталина-а, – неожиданно заорал Рогач, – а на правой Маринка-а-а-а, анфа-ас…

Ловко вскочив на ноги, он подошел к ведру, служившему парашей, и уселся на него верхом. Константин отвернулся. Один неосторожный взгляд в подобной ситуации расценивался как нездоровое любопытство.

– А ты, я вижу, парень с понятием, – хмыкнул Рогач после того, как издал несколько иных, нечленораздельных, но выразительных звуков.

Константин промолчал. Разговоры с сидящим на параше не возбранялись, но и не поощрялись. Возможно, Рогач пытался подловить Константина на какой-нибудь мелочи с далекоидущими последствиями. Осторожность и еще раз осторожность. Без нее на зоне – край.

Убедившись, что новый посиделец к болтовне не расположен, Рогач встал с ведра и вернулся на прежнее место. Лежа на спине, он занялся ловлей мух, носящихся по камере. Вскоре по полу ползало не менее дюжины цокотух с оборванными крыльями, а Рогач с маниакальной улыбкой следил за последней, благоразумно кружащейся под потолком. Его зрачки перемещались из стороны в сторону, повторяя виражи насекомого.

– Тебе она никого не напоминает? – спросил он.

– А тебе? – спросил в свою очередь Константин.

– Мне – да. Тебя.

Дождавшись, пока муха спикирует вниз, чтобы совершить бреющий полет над ведром с нечистотами, Рогач поймал ее молниеносным взмахом руки, зажал в кулаке и поднес к уху.

– Жужжит, что ни в чем не виновата, – доложил он, ухмыляясь. – Тебя за что в трюм опустили?

Очередная ловушка.

– Меня сюда доставили. – Константин особо выделил интонацией последнее слово. – Под конвоем.

– Ну доставили, – легко согласился Рогач. – Может, поручили узнать, что я да как? Так ты спрашивай, не стесняйся.

– Нечего мне у тебя спрашивать.

– А, так ты меня, типа, игнорируешь?

Оживившись, Рогач приподнялся с пола. Было слышно, как в его стиснутом кулаке надсадно зудит муха.

– Башка трещит, – сказал Константин, морщась. – Неохота мне разговаривать, Рогач. Вот ты ловишь мух, и лови на здоровье. А меня не надо. Не подловишь.

– Грамотно излагаешь, – одобрил Рогач. – Только не поможет это тебе, Роща. Тебя ко мне не случайно определили. Я тут пораскинул мозгами и вычислил расклад, за какие такие грехи ты в ШИЗО загремел. А все просто. Кум тебя с умыслом ко мне подсадил. Либо для того, чтобы ты ко мне в доверие втерся, либо чтобы я тебя, как эту муху…

Неожиданно размахнувшись, Рогач шмякнул несчастную муху об стену. Взлететь она не успела. Упала на пол, шевеля лапками в агонии. Покосившись на нее, Константин опустил голову на поднятые колени.

– Видал? – угрожающе спросил Рогач.

– Видал, – пробормотал Константин.

– И что скажешь?

– Скажу, что с кумом дел не имею, а мухи мне до одного места.

– До какого? – вкрадчиво осведомился Рогач.

Сорвись у Кости неосторожное слово, и угодил бы он в расставленную ловушку. Но Рощин вовремя спохватился и ответил безразличным тоном:

– До мозоли на левой пятке.

– Опять проскочил, – признал Рогач. – Но рано или поздно я тебя достану.

– Там видно будет.

– А уже ничего не будет видно. Совсем. Не выйдешь ты отсюда, фраерок. Здесь твоя могила.

Константин понял, что Рогач не преувеличивает, когда стремящееся к зениту солнце разогрело железную крышу до такой степени, что карцер превратился в парилку. Даже раздевшись до трусов, было невозможно выдерживать адскую жару. А на обед дали пересоленное гороховое пюре с вымоченной в рассоле тюлькой. Рогач поковырял в своей миске и бросил. Константин последовал его примеру. Понаслышке он знал, что обитателей ШИЗО поят только раз в сутки, выдавая по пол-литровой кружке воды на брата. Это при том, что вместе с потом из организма выходило жидкости раза в два больше.

– Половину воды мне отдашь, – заявил Рогач вечером, когда загремели засовы дверного «намордника». – И скажи спасибо, что не всю забираю.

– Спасибо, – сказал Константин, принимая выданную кружку с червоточинами отбитой эмали. – Но я тебе ничего не должен. И ты у меня пока что ничего не забрал.

– Борзый? – удивился Рогач. – Люблю борзых. С ними не так скучно.

Заботливо определив свою кружку в угол камеры, он неожиданно хлестнул Константина по глазам кончиками пальцев. Боль была острая, невыносимая, а когда Константин проморгался и начал что-то различать сквозь слезы, его пустая кружка уже валялась на полу, а Рогач тянулся за своей собственной, удовлетворенно отдуваясь.

Вот когда он понял окончательно, что такое борьба за существование. Сдохни ты сегодня, а я завтра. Жестокий закон, примитивный. Однако предельно справедливый. Во всяком случае там, где не действуют никакие другие законы.

– О чем задумался? – поинтересовалась Мария, перешедшая на «ты» так просто, словно их знакомство продолжалось давно.

– Твое какое дело? – вызывающе произнес Константин.

– Хочу тебя понять.

– Зачем?