Не вся La vie

– Нормальный ребенок, – говорила бабушка маме на кухне, моя посуду. – Оставь ее в покое. Она просто не знала, с чего начать. Не может выбрать. И объяснить тебе не может. Она сама из-за этого мучилась. Ставь по одной тарелке.

– Господи, ну почему у других дети как дети? А эта с выкрутасами.

– Сдашь ее в детдом, другую возьмешь? – отрезала бабушка и уехала.

Вася тоже ни за что сам на кухню не придет. Надо подойти, поуговаривать и донести на ручках до кухни. Тогда он забудет, что папа первый съел суп, и поест. Хотя нет. Папе нужно налить опять суп и предупредить, чтобы ел медленно. Муж тоже упрямится. Он уже съел и суп, и второе, и сладкое и опять есть суп не хочет, но я делаю страшные глаза, и он возит ложкой по тарелке.

У меня есть оправдание. Когда Вася был грудным, он вообще ничего не ел. Грудь не взял, а сцеженное молоко из бутылочки пил с таким видом, как будто я ему уксус предлагаю или еще какую гадость. У Васи, как у многих современных детей, была аллергия на молоко. Я еще удивлялась – почему в нашем поколении про аллергию на молоко никто не слышал? Вот моего мужа в его грудном возрасте выпаивали козьим молоком от старой подранной деревенской козы, которое, как оказывается, таким детям вообще нельзя.

Так вот, для Васи нужна была особенная смесь – израильская. Никакой другой, как сказала врач, нельзя. Эта смесь не продавалась в супермаркетах. Только на детском рынке в Коломенском, только в одном ларьке. Как-то я даже поругалась там с другим папашей, у которого сын тоже только ту израильскую смесь ел. Последнюю пачку поделить не могли. А продавщица – тетка такая простая – смотрела на нас как на идиотов и никак не могла понять, чего это родители так изгаляются.

Когда наступил период прикорма, или как он там называется… В общем, тот возраст, когда можно давать баночки, я от счастья накупила всякой вкуснятины. Курочка в ананасе, говядинка с овощами по-провански и прочие деликатесы. Как бы не так. У Васи и на банки случилась аллергия. Врач сказала – готовь сама.

Вот никто не знает, как сварить кашу без молока и без сахара, чтобы ее ел ребенок. А я знаю. Кашу нужно варить на компоте. Сначала компот из сухофруктов, а потом выловить, процедить и варить кашку. Ребенок не ест гречку? Гречка легко камуфлируется овсянкой. Две части овсянки и одна – гречки. Проверено на детях…

А еще нам прописали кролика. Тоже рукотворного. В смысле, сварить, отодрать от костей, перемолоть, еще два раза перемолоть. Я ходила за ним на рынок в полуобморочном состоянии. Нет, я спокойно отношусь к разделыванию дичи. Видела, как курице голову отрубают, как барашка разделывают. Но вот эти кролики, лежащие на прилавке уже освежеванные, но с одной пушистой лапкой… Это слишком. Дались мне эти лапки… Но почему их оставляют? Для красоты? Или для того, чтобы покупатель верил, что он покупает кролика, а не кого другого? Из сваренного и перемолотого кролика получается фарш жуткого цвета, запаха и консистенции. Пыталась подкрасить морковкой. Цвет лучше не стал. А если туда же пихнуть картошку, то вполне себе. Вася, во всяком случае, ел.

Так вот, про культ еды. Моя мама, Васина бабушка, считает, что все капризы мои и внука – от голода. При этом она убеждена, что кормить нас нужно каждые два часа. А если через час сорок впихнуть в нас еду, то мы капризничать не будем, а уснем. В принципе мама права. Я, когда на дачу приезжаю, так только и делаю, что сплю. Ем и сплю. От еды я становлюсь тупая, сонная и равнодушная ко всему окружающему. Мама счастлива.

– Мама, Вася и ест, когда позовешь, и посуду за собой моет, – сказала я и села на качели. Прошло часа два. Вася играл с папой, а потом пришел ко мне на качели играть в шашки. Шашки – еще одно лагерное достижение. Там Вася понял, что в шашки нужно уметь играть. Не «в Чапаева», а всерьез. Без дураков. И что до этого – до лагеря – и мама, и папа, и бабушка ему поддавались. Именно поэтому он всегда выигрывал и был чемпионом. Это наша бабушка любит скандировать после каждого Васиного выигрыша: «Вася – чемпион! Вася – чемпион!» А в лагере, когда сын сказал, что он чемпион по шашкам и всегда выигрывает, ребята его быстренько сделали. В пять ходов. Или в шесть. Конечно, это удар по самолюбию ребенка, но ведь проигрывать надо уметь, думала я. А еще Вася в лагере понял, что перехаживать нельзя. В том смысле, что если пошел, то пошел. Назад все возвращать нельзя. С нами-то он как играл? Если бабушка у Васи съедала шашку, то в обмен свои две отдавала. Вася был счастлив. А если он пошел, а не съел, то бабушка ему все назад выставляла и говорила: «Ешь, вот моя шашка, ешь, пожалуйста».

Еще до нашего отъезда в лагерь бабушка с Васей смотрели какую-то передачу по телевизору. Там дети на зефир играли – в шоколаде и без. Съел – значит съел зефирину. Вася посмотрел и забыл, а моя мама на вооружение взяла. Когда я увидела, как бабушка на доске вместо шашек выставляет сырники – себе обычные, а внуку политые сгущенкой, то чуть не упала.

– Мама, что ты делаешь? – спросила я.