— Когда отец капитана Пинтадо задал вам прямой вопрос, вы снова стали отрицать, что притрагивались к оружию.
— И это правда.
— Вы солгали полиции.
— Да.
— Вы солгали отцу своего умершего супруга.
— Я сожалею об этом.
— Вероятно, вы солгали даже своему сыну.
— Заявляю протест, — заметил Джек.
— Протест отклоняется.
Линдси выпрямилась, словно для того, чтобы подчеркнуть свою решимость.
— Нет. Я бы никогда не стала лгать Брайану.
— Вы бы никогда не стали лгать сыну? — не веря своим ушам, переспросил прокурор.
— Нет.
Он только фыркнул в ответ, демонстрируя презрение.
— Миссис Харт, даже
Она слегка побледнела, явно не зная, как отразить этот выпад.
— Мне казалось, что это будет наилучшим выходом.
— Ложь, сплошная ложь, — провозгласил он, и голос его эхом прокатился по залу. — И вы думаете, что это лучший выход?
— Заявляю протест.
— Протест отклоняется.
Она поднесла руку ко лбу, явно страдая от душевных мук.
— Я больше ни в чем не уверена.
Прокурор подошел к ней ближе. Потом он оглянулся на Джека и смерил его уничтожающим взглядом, прежде чем задать последний вопрос.
— Миссис Харт. Есть
Джек уже собрался заявить протест, но бывают моменты, когда адвокат, очертя голову бросаясь на защиту своего клиента, способен принести ему больше вреда, чем пользы. Линдси дрожала всем телом, она была на грани срыва, но ей придется найти в себе силы, чтобы выстоять и отразить нападение в одиночку.
— Я не лгунья, — заявила она. — И я никогда не лгала этому жюри присяжных.
«Хороший ответ», — подумал Джек.
Но теперь он и сам не знал, верит ли ей.
В работе судебного заседания был объявлен перерыв на обед, и Джек едва успел наспех перекусить и сделать несколько телефонных звонков. Один из них напрямую касался Брайана.
В своих показаниях Линдси вскользь упомянула о том, что ее сын, несмотря на глухоту, способен немного говорить, и эти ее слова осели у Джека где-то в закоулках памяти. Он вспомнил свой разговор с Алехандро Пинтадо, который сказал ему, что после того как судебный процесс закончится, Брайан поедет в лагерь для детей с нарушениями слуха. Эти два заявления никак не согласовывались между собой, но зато заставили его задуматься над тем, что́ Линдси рассказала ему о состоянии Брайана едва ли не в первую их встречу. Он родился глухим, и это дало Линдси повод утверждать, будто Джек и Джесси знали о физическом недостатке ребенка до того, как отдать его на усыновление. Джек установил, что Джесси, скорее всего, просто не могла знать об этом, однако его любопытство было вызвано совершенно иными причинами, не имевшими ни малейшего отношения к тому, что могла, а чего не могла знать Джесси.
Скорее, речь шла о том, сколько раз Линдси солгала ему.
Естественно, у Джека не было прямого доступа к истории болезни Брайана, зато он умел, приложив некоторые усилия, добиваться того, что ему требовалось. Выбрав в здании суда тихое место в комнате для адвокатов, он обратился в справочный стол, после чего набрал номер единственного во Флориде лагеря для детей с нарушениями слуха.
— Здравствуйте, — начал Джек. — Я звоню вам, чтобы получить некоторую информацию общего характера.
— Какого рода информация вас интересует, сэр? — спросила женщина.
Джеку не хотелось лгать ей в открытую, но он также не хотел, чтобы она догадалась о том, что ему нужны сведения об уже внесенном в списки ребенке. Поэтому он сказал:
— У моего знакомого есть десятилетний мальчик, которому, думаю, пошло бы на пользу пребывание в вашем лагере.
— Большинству детей лагерь приносит огромную пользу. Какого рода нарушения слуха у этого мальчика?
Из разговоров с Линдси Джеку были известны некоторые медицинские подробности, но ему пришлось подумать несколько секунд, прежде чем дать правильный ответ.
— У него билатеральная нейросенсорная потеря слуха.
— В какой степени?
— Я не очень разбираюсь в терминологии, но, полагаю, речь идет о глубоких нарушениях.
— Мы считаем глубокими нарушения, превышающие девяносто один децибел. Это означает, что ребенок, вероятно, не может слышать даже громкие звуки без специальных усилителей.
— Именно так все и обстоит.
— Это врожденный или приобретенный дефект?
— Он родился таким.
Женщина на линии явно заколебалась, потом спросила:
— Вы уверены?
— М-м, да. Как я уже говорил, у него нейросенсорная потеря слуха.
— Не хотелось бы обидеть вас, излагая прописные истины, но подобный дефект называется нейросенсорной потерей слуха в отличие от звукопроводящей потери. Проще говоря, она означает, что повреждены нервы и повреждение обычно необратимо. Но в случае с нейросенсорной потерей слуха причины, вызвавшие ее, могут быть как врожденными, так и приобретенными.
— Я уверен, что у него — врожденная патология.
— Собственно, почему я спрашиваю вас об этом. Если она врожденная, то наш лагерь — не совсем подходящее место для вашего мальчика.