– Но ваш сын – Оскар, – он остался один. Без телохранителя. И жил на той же самой базе с сотнями сотрудников Береговой охраны, которых вы назвали «береговым патрулем Кастро».
Пинтадо явно не нашелся, что ответить, а потом попросту отмахнулся от вопроса.
– У Оскара никогда не было и не могло быть никаких проблем с этим. Его лучший друг служил в Береговой охране.
– Его лучший друг. Должно быть, это лейтенант Дамонт Джонсон, верно?
– Да.
Джек насмешливо улыбнулся, ему представилась возможность посеять зерна сомнения в умах присяжных – и попотчевать прокурора его же угощением, имея в виду отсутствие свидетеля.
– Ну, что же, может быть, лейтенант Джонсон сам приедет сюда и расскажет нам, каким хорошим другом он был
– Протестую.
– Протест принимается.
Джек мысленно взвешивал, стоит ли и дальше развивать эту тему, но намек на то, что отец оказался причастен к убийству своего сына, пусть даже косвенно, мог иметь непредсказуемые последствия. Джек достаточно хорошо разбирался в психологии присяжных, чтобы понимать, что пришло время умерить свой пыл и вернуться на место.
– Благодарю вас, мистер Пинтадо. У меня к вам больше нет вопросов.
Глава тридцать первая
В конце дня Джек попрощался со своей клиенткой в зале суда, передал ее на руки федеральным судебным исполнителям и сказал ей, чтобы она не теряла присутствия духа, возвращаясь в тюрьму.
Такова была реальность судебного разбирательства дела о совершении особо тяжкого преступления, не предусматривающего освобождения обвиняемого под залог.
Джек понимал, что все подобные процедуры, являясь, в общем-то, обычными, деморализующе действуют на Линдси. Она сменила свой деловой костюм на тюремную робу, а наручные часы – на кандалы. Вместо того чтобы забраться в свою постель и поцеловать сына, пожелав ему доброй ночи, она вновь оказалась на тюремной койке. Лежа без сна, она будет проигрывать в уме завтрашнее заседание или снова анализировать сегодняшние показания свидетеля. Тюремные осведомители будут стараться подружиться с ней, заставить разговориться о ее деле, надеясь узнать какой-нибудь маленький секрет, который позволит им подлизаться к прокурору и выторговать у него сокращение срока содержания под стражей или вообще досрочное освобождение. Она замкнется в себе и будет пытаться отвлечься и не думать о том, что, возможно, ей лучше умереть, чем провести остаток дней в заключении, или размышлять над тем, действительно ли смерть от летальной инъекции является легкой. Ее мысли останутся ее личным делом, и ей не с кем будет ими поделиться, даже со своими адвокатами.
Так что сегодня поздно вечером Джеку и Софии оставалось самим разрабатывать дальнейшую стратегию поведения на суде.
– Как, по-вашему, мы выглядели сегодня? – спросил Джек. Он сидел за столом у себя в столовой, напротив Софии. После долгих вечеров в адвокатской конторе они с Софией договорились, что свои ночные бдения будут устраивать попеременно то у него дома, то у нее.
– Вы наверняка потеряли присяжных заседателей номер три и номер шесть. Может быть, еще и номер два. Но ведь мы с вами знали об этом еще до начала заседания. Любой из них вполне подходит на роль вероятного кандидата в президенты клуба поклонников Алехандро Пинтадо.
Джек глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух из легких.
– У меня такое чувство, будто я настраиваю против себя все американское население кубинского происхождения.
– В этом и заключается ирония, не правда ли? И это после всего, через что вам пришлось пройти, чтобы узнать правду о своей матери и о своих кубинских корнях.
– Когда этот процесс закончится, нам с вами, наверное, придется переехать в Айову.
– Зато моя мать наконец-то будет счастлива. Я выйду замуж, сменю фамилию, стану своей среди жителей предместья.
– Вы уже ведете речь о замужестве, а? Должно быть, прошлой ночью у вас было грандиозное свидание.
– Я рассуждаю чисто теоретически.
– Получается, он оказался никчемным субъектом?
– Я этого не говорила.
– Определенно так оно и было. В этом я разбираюсь, можете мне поверить.
– Должно быть, вы считаете себя очень умным?
– Еще бы. Ведь я – адвокат, выступающий в суде первой инстанции. У меня хорошее чутье.
– Ну, хорошо, – заметила она с улыбкой. – Итак, если не считать обугленного «мустанга» перед вашим домом, сколько раз это ваше пресловутое чутье подводило вас?
– У-у. Это нечестно, София. Но… я был прав, не так ли? Он и в самом деле никчемный субъект?
– Хорошо-хорошо, вы были правы. Но кто вы такой, чтобы осуждать меня? Ваш приятель Тео рассказал мне о вашей далекой подруге в Африке. Как там ее зовут – Рамапитек или еще как-то?
– Рене.
– Да, Рене. Та самая, которая наведывается к вам в гости раз в два-три месяца.
– Она – педиатр. И там она работает в благотворительной организации. Рене приезжает в Майами тогда, когда может.
– Это не совсем то, что рассказал мне Тео. Он говорит, что она прилетает, ломает вашу кровать, потом улетает.
– Тео так сказал?