Не верьте в аиста

— Это тоже бывает только в романах, — усмехнулся подполковник.

На кемпинг «Вайвари» опускались сумерки. Первым включил освещение седовласый сторож автостоянки, затем вернулся в будку, положил на стол свое единственное оружие — свисток, и, надев очки, раскрыл книгу сказок, которую любил за крупный шрифт и счастливые завершения страшных историй.

Словно бы вдруг спохватившись, что короткий сентябрьский день подошел к концу, зажгли свет и обитатели туристских домиков. Лишь наиболее упрямые переместились на террасы или к открытым окнам, чтобы еще хоть немного понаслаждаться соленым дыханием моря, не становясь жертвами комарья и мошкары.

На подоконнике одного из домиков сидел Петер. Внутри было темно, можно было скорей почувствовать, нежели увидеть, что на постели копошатся еще двое.

— У меня ровно на два шашлыка, — пересчитав свою мелочь, грустно сообщил Петер. — Разделим, по скольку кусочков выйдет на нос, или разыграем?

— Чего ради? — отозвался сонный голос. — Теперь ты наш шеф, дай пример самоотверженности командира!

— От Бледного все еще ни слуху, ни духу? — спросил третий обитатель комнаты. — До сих пор шло как по маслу, но теперь мне это дело что-то не нравится. Похоже, он вообще решил не заплатить нам процентов. В конце концов мы там были только ради компании.

— А кто ему адрес подсказал? — Петера подобный вариант не устраивал. — Нет, Бледный — человек порядочный, не первый день с ним знаемся.

— Такой закадычный друг, ни его настоящего имени, ни адреса не знаешь.

— Не полагается! — гордо сказал Петер. — Для того и придумали трюк с багажной камерой — почтовый ящик для безличной связи по лучшим западным стандартам.

— Форменное идиотство! — чувствовалось, что тема давно себя исчерпала и всем опостылела. — Надо бы сразу получить каждому свою долю, и — привет…

— До первого же контроля на шоссе, — в ответе Петера тоже недоставало горячей убежденности. — Поверь, Бледный — воробей стреляный.

— А может, дал дуба! — один из лежавших резко поднялся и сел на постели. — Попал под трамвай или утонул в городском канале, черт его знает… Хрусты лежат под замком, а мы клади зубы на полку… К чертовой маме все шашлыки Юрмалы, поехали в Ригу! Ты ведь, Петер, знаешь шифр шкафчика…

Петер вынул из кармана две монеты и протянул говорившему.

— На, и кати, если тебе свобода надоела.

— Думаешь, мусора засаду устроили?

— Вчера их там кишмя кишело. И кто мог знать, что у той старухи родственник такой туз?.. — он пожал плечами. — Ничего, у меня уже есть на примете один кандидат в тюрягу. Но пусть девчонка его получше обработает.

— А как дела с бриллиантовой старухой? — Тоже надо несколько дней обождать…

Ничего не поделать, — в голосе Петера зазвучали начальственные нотки. — Пока держится теплая погода, надо поработать на пляже.

— До воскресенья там ничего не вытанцуется…

Темень стала гуще, отчего казалась еще безнадежней.

Воскресенья все ожидали с нетерпением, в особенности школьники — им после каникул было вдвойне трудно привыкать к учебному режиму. А стоило взглянуть в окно, как сразу казалось, будто до осени еще далеко. Но больше всех изнывал Альберт, каждый час, проведенный без Ингриды, казался прожитым впустую.

Оттого он так яростно и препирался с Расмой, распекавшей его после уроков за пассивность только что созданного звена юных друзей милиции. И употреблял такие выражения, что девушка, даже возвратясь домой, едва сдерживала слезы.

Зато здесь ее печали сразу нашли отзывчивое сердце. Конечно, это странно звучит, но ничто так не поднимало настроение мадам Зандбург, как невзгоды близких. Злорадство? Ничего подобного! Напротив — переживая беды и неприятности других, приходя людям на помощь, она забывала про свои собственные горести. Однако в семье Кашисов царило полное согласие и мир, никого не требовалось защищать или утешать, и мадам Зандбург уже начала чувствовать себя лишней и никому не нужной. Нервный припадок приближался медленно, но неотвратимо.

И вот приходит из школы вконец расстроенная Расма и слезливым голосом пересказывает бабусе свой разговор с Альбертом.

— И ты знаешь, что мне ответил этот паршивец?! Если сама родила недоношенную идею, то сама и вынянчивай своего недоноска. Мол, за это мне платят стипендию, а отцу — зарплату. «Я, — говорит, — не собираюсь участвовать в комедии с друзьями милиции, которым не доверяют даже тревожного свистка…» Тайком катает девчонок на отцовской «Волге» и воображает черт-те что. Тоже мне моралист нашелся! Точно я для собственного удовольствия придумала этих друзей милиции! Но раз уж звено есть, так что-то надо делать, правда, бабуся?

Переложив груз печали на бабушкины плечи, Расма мгновенно ожила, увидела, что по-прежнему сияет солнце, и поняла, что гораздо разумней присоединиться к Варису.

Мадам Зандбург также испытывала необыкновенный прилив сил. Еще бы! Она снова могла вернуться к привычной роли советчицы, наставницы. Снова был повод в чем-то участвовать, спасать положение и доказывать, что многоопытная старость стоит большего в сравнении с поколением юных.