(не) Верю

— Нам будет сложно, — шепчу в них. — Я не знаю, как научиться снова доверять тебе, — слова даются сложно. — Но если я не попробую, будет еще хуже.

— Я буду стараться, — также тихо отвечает мой мужчина, я прижимаю два пальца к его губам заставляя молчать.

— Не надо больше обещать. Делай.

Сталкиваю наши губы в поцелуе. Ас падает назад, ударяется спиной о ванну, но плюет на это. Он садится на пол, устраивает меня верхом, прижимает крепче и жадно отвечает. Его горячий язык захватывает мой рот, зубы сжимаются на губе причиняя острую, возбуждающую боль. По щекам вновь текут соленые слезы. Это сильные эмоции не в силах оставаться внутри и теперь рвутся наружу. Аслан собирает их с моих щек, слизывает языком, тяжело дышит и улыбается, сжимая ладонь на ягодице.

— Я так соскучился, Ань, — чувствую пульсацию его члена через мокрые трусы. Все тело горит огнем от безумия, творящегося между нами прямо на полу родительской ванны.

— Мама убьет меня за такое непотребство, — смеясь прячусь у него на шее.

— Мы ничего не делаем, — чувствую его улыбку и ладонь, скользящую по спине до поясницы и обратно. — Все будет хорошо, моя девочка, — целует в волосы и помогает подняться.

Множество разных чувств от страха до сильной любви кружатся водоворотом внутри меня. Аслан встал под душ, выкрутил на всю кран с холодной водой и зашипев встал под ледяные струи.

— Ты с ума сошел, — выдохнула, облокотившись о стену.

Муж не ответил. С посиневшими губами, стучащими зубами, ледяной и мокрый, Аслан вернулся ко мне. Вода стекает с волос на грудь. Она ходит ходуном. Холодный душ не помог ему остудить распаленное желание.

Аслан обнял меня, приподнял вдоль стены, закинул ноги к себе на бедра и прижался холодными губами к моим. Я стала согревать их дыханием, поцелуями, языком, снова дыханием. Его горячее возбуждение уперлось мне между ног, муж непроизвольно двигает бедрами и тихо стонет прямо мне в рот.

Все чувства на грани, все эмоции на пределе. Удерживая меня на весу, он стаскивает футболку, стягивает чашечку лифчика вниз и капая холодной водой на округлое полушарие втягивает в рот сосок захватывая вместе с ним ореолу. Царапаю ногтем шею любимого мужчины и выгибаюсь навстречу, сгорая от нетерпения.

— Моя, — хрипит он, пытаясь справиться с пуговкой на моих штанах. — Соскучился, — расстегивает замок, ставит на ноги, стягивает влажные штаны оставляя меня лишь в трусиках, которые тоже давно промокли. — Анечка, — шепчет мое имя вновь поднимая тело вверх, устраивая на своих бедрах ноги. — Любимая моя девочка, — прикусывает мочку уха, кожу на шее, обхватывает ладонью грудь и трется членом о тонкую ткань нижнего белья.

Я должна остановить Аслана, но не могу. Не могу без него. Даже дышать трудно, когда его нет в моей жизни. От предательства тоже больно и меня рвет на части от контраста этих чувств. Я теряюсь, не понимаю, делаю ли сейчас правильно. Это начинает медленно отрезвлять.

— Стой, — прошу его. — Аслан, остановись, — шепчу чуть громче прямо в ухо любимому мужчине. Его затуманенный агонией взгляд цепляет мой. Муж с трудом тормозит себя, плавно опускает меня на пол и делает шаг назад.

— Люблю тебя, моя девочка. Я услышал, — он вновь скрывается за занавеской душа и врубает холодную воду, а я опускаюсь на корточки, прячу в ладонях горящее лицо, нервно смеюсь и плачу одновременно.

Глава 35. Манипуляторша

Аня.

Под строгим взглядом папы нас усадили на кухне за стол. Мама сделала чай, поставила перед нами вазочку со сладостями и недовольно поджав губы села рядом с мужем. Напряжение, возникшее в маленьком помещении, можно ножом резать. Аслан греет руки о кружку, я боюсь смотреть папе в глаза. Хоть ни в чем и не виновата, все равно стыдно.

С грохотом отец отодвинул табурет, вышел, а через пару минут шарахнул об стол бутылкой коньяка и парой стаканов. Тяжело сопя, открутил крышку, разлил коричневую жидкость и подвинул один из стаканов Аслану.

— Полагаю, нам лучше не знать, что у вас случилось, — папа очень строго смотрит на моего мужчину.

— Мы разберемся, — заверил Аслан, накрыв ладонью свой стакан. — Я за рулем, — и папа выпил один.

— Так, ну все, хватит! — не выдержала мама, забрала со стола бутылку, вырвала у отца из рук пустой стакан и бросила его в раковину. — Совести у вас нет! Воспитывала дочь, а она… В ванной! Аня, ну как так можно?!

— Тебе показать? — вдруг со смехом выдал папа. Его подхватили и все остальные, только мама недовольно отвернулась к окну. Мне кажется, для нее любое проявление эмоций, за исключением восхищения литературой или картинами, является табу. Для меня, наверное, навсегда останется загадкой, как они, такие разные, столько лет прожили вместе.