Старик был весьма недоволен, получив вторую за день визитную карточку. Ему пришлось принять этого дурака Кларенса Форестера, заявившего, что дело касается жизни и смерти Шарлотты Рейберн, которая — так уж случилось — была внучатой племянницей мистера Рейберна и находилась на его попечении. Последнее старика всегда раздражало. Впрочем, он не стал оспаривать условия завещания своего племянника, хотя и мог это сделать сразу после смерти того, — нельзя же заставлять человека брать на себя обязанности по опеке девчонки, которая ему совсем не интересна.
Он с неохотой принял Кларенса, приготовившись услышать трогательную историю о том, что его внучатая племянница вот-вот испустит последний вздох, или мрачную — о том, что она, выбравшись по связанным простыням из окна классной комнаты, пока ее гувернантка спала, сбежала с конюхом. В общем, о каком-нибудь ужасном событии, в устранении последствий которого он, как предполагается, должен принять участие.
Кларенс мотал ему нервы сильно и долго и только подтвердил его давнюю уверенность в том, что более семидесяти лет назад он родился не в той семье — это не семья, а сборище дураков и тряпок — и с тех пор расплачивается за это.
Мистер Рейберн с глубоким вздохом принял поданную ему карточку и прочитал на ней имя Джаспера.
— На словах ничего не просили передать? — спросил он. — Что это вопрос жизни и смерти? Или что скоро обрушатся небеса и затрубит иерихонская труба?
— Нет, сэр, — заверил его дворецкий.
— Тогда приглашайте его, — опять со вздохом произнес мистер Рейберн. — Во всяком случае, он не кровный родственник. Хоть какое-то утешение. Малое, но все же утешение.
Пасынок племянника вошел в комнату спустя минуту или две. Он был одет модно, выглядел мужественным и полным сил.
— Не вставайте, сэр, — сказал он, едва переступив порог. — Отбросим церемонии.
Мистер Рейберн хмыкнул. От его взгляда не укрылся задорный блеск в глазах молодого человека.
— Наглый щенок, — пробормотал он. — Все еще катишься по наклонной плоскости, как я слышал?
— Вы слышали? — Джаспер изогнул одну бровь и сел. — От Кларри, как я понимаю?
— Значит, ты готов утверждать, что он лжец? — осведомился мистер Рейберн.
— Наверное, нет, — усмехнувшись, ответил Джаспер, — хотя он еще в детстве обладал потрясающим даром рассказывать любую историю так, что его она возвеличивала, а меня принижала. Он был и остается крысой — прошу прощения, сэр, ведь он ваш внучатый племянник.
— По несчастливому факту моего рождения, — сказал старик. — Если хочешь, Монфор, налей себе выпить. Или высохнешь, как пустыня, если будешь ждать, что я встану и налью тебе.
— Это слишком мучительно, — заявил Джаспер. — И меня не мучает жажда. Полагаю, Кларри известил вас о том, что я до ужаса неподходящий опекун для Шарлотты?
Старик что-то проворчал.
— Известно ли тебе, что позавчера она фланировала по парку с молодым Мертоном, когда должна была сидеть в классной комнате и зубрить таблицу умножения? — не без иронии осведомился он.
— Шарлотта знает таблицу умножения и может повторить ее на одном дыхании и без единой ошибки, — сказал Джаспер. — Это точно. Однажды я записал ответы на бумажку. Господи, она ни разу не ошиблась. Только она уже покинула классную комнату. Ей семнадцать лет и десять с половиной месяцев, а ее гувернантка превратилась в компаньонку, и круг ее обязанностей расширился. Да, мне известно, что она была в парке с Мертоном. Я сам был с ними, а еще там были его старшие сестры. — Мистер Рейберн снова что-то проворчал. — Полагаю, — усмехнулся Джаспер, — Кларри намеренно опустил эти существенные подробности?
— Видел ли ты, — спросил старик, — как Прунелла упала в обморок, обнаружив столь неподобающее поведение со стороны своей обожаемой племянницы? И как при падении в обморок она поранила голову? И как из-за этого инцидента замерло все движение в парке и вереница экипажей растянулась на целых полмили?
Джаспер от души рассмеялся.
— Жаль, что я всего этого не видел, — заметил он. — Наверное, все это случилось, когда я на секунду отвернулся или моргнул.
— Правда ли, — продолжал мистер Рейберн, — что сестры Мертона — жалкие плебейки?
Джаспер тут же посерьезнел.
— А вот это наглая ложь, — с нехарактерной для него суровостью произнес он. — И если Кларри распространяет о них столь подлую ложь, то…