Не тревожь моё небо (СИ)

========== Пролог ==========

Это не людской крик. Люди не способны издавать подобные звуки. Потому-то для меня миссис Купер, моя воспитательница в детском доме, всегда была и будет исчадием ада. Когда она в очередной раз удостаивает меня сперва обжигающей пощечиной, отчего ранее полученный синяк начинает гореть адским пламенем, а после подзатыльником за моё нежелание мириться с несправедливостью, я с невиданным трудом сдерживаю рвущиеся наружу слёзы, ибо за подобную слабость я получила бы, в лучшем случае, дополнительный удар по голове. Поэтому, когда она, до боли впиваясь длинными и острыми ногтями в моё запястье, тащит меня к входной двери, я едва сдерживаюсь, дабы дать волю чувствам лишь на улице, где этому никто не станет свидетелем.

— Остуди-ка ты свой пыл, Неонилла, — миссис Купер по-обыкновению произносит моё имя с неверным ударением, после чего отталкивает меня, дабы выставить за дверь, а самой не покидать пределы дома. — Я после выслушаю твои извинения, — она говорит, и дверь с хлопком закрывается.

Лишь когда свет в окнах тухнет, я присаживаюсь на самую дальнюю лавочку и позволяю себе разрыдаться. Боль от нанесённых ударов почти сошла на нет, однако чувства одиночества и обречённости в сочетании с осознанием своей никомуненужности выедает меня изнутри, заставляя при этом захлёбываться сиротскими слезами. Три с половиной месяца прошло с того самого дня, когда бабушка умерла в одной из палат местной больницы, а моя тётя безучастно сказала, что я для неё не существую, и ушла, оставив меня на попечение представителя органа опеки. И с того самого дня моим домом стало это место. Это устрашающее, наводящее уныние и нежелание жить место, где я вынуждена ежедневно становиться жертвой побоев как со стороны воспитательниц, которые меня ни во что не ставят, так и детей, коим один лишь мой мерклый вид противен. Вновь я стала тем отродьем, до которого никому нет дела… Раньше у меня была бабушка, которая обо мне заботилась после смерти родителей, а теперь у меня нет никого. Совсем никого. Я поднимаю распухшие от долгого плача глаза и сквозь щели в заборе с пытливым померкшим видом наблюдаю за проходящими мимо семьями. Даже те, кто увлечены не веселой беседой, а ссорой, вызывают у меня неподдельное чувство зависти и грусти, ибо мне никогда не удастся стать частью подобной словесной перепалки. Моя надежда, что однажды я всё же обрету приёмную семью, давно уже была разбита, ибо воспитательница уверила меня в том, что никому не нужен взрослый, одиннадцатилетний ребёнок.

Одиннадцатилетний ребёнок… А ведь точно. Сегодня, первого апреля, мой День рождения. И что же я сегодня получила в качестве подарка? Во время завтрака — вылитую на голову кашу со словами «С Днём дурака!». А во время ужина, когда я отомстила своим утренним обидчиком, я была за это отчитана миссис Купер, которая после немного меня поколотила, а затем вывела на улицу в качестве наказания. Как-никак, на улице ещё не сошёл снег, а из тёплых вещей на мне одни лишь ботинки и вязаный уродливый свитер, поверх которого я опрометчиво забыла накинуть потрёпанную тонкую куртку.

Так и просидев на лавочке до позднего вечера, я, в конце концов, решаюсь на отчаянный шаг — упросить воспитательницу впустить меня внутрь, поскольку я уже невыносимо сильно замёрзла. Я медленно шагаю к крыльцу, крепко при этом обнимая себя за плечи, после чего мучительно долго стучу в дверь. Я поджимаю губы, дабы не поддаться панике и отчаянию, поскольку вот уже как пару минут я безрезультатно пытаюсь достучаться хоть до кого-то. Но никто не выходит на крыльцо, чтобы впустить меня внутрь. Мне становится страшно, ведь вероятность того, что я буду спать в холодную ночь на улице, стремительно растёт, а я этого не могу допустить, потому как осознаю, что после такого я уже не проснусь.

— Миссис Купер! — я рьяно привлекаю внимание воспитательницы подрагивающим голосом, когда она открывает дверь и недоумевающим взглядом смотрит по сторонам, не замечая при этом меня. — Простите меня за то, что я сделала. Я была не права. Могу я войти? — я с небывалой ранее любезностью и мольбой шепчу, ибо говорить в полный голос сил нет.

— Надеюсь ты усвоила свой урок, а теперь быстро заходи внутрь, — она дёргано отвечает и суетливо заводит меня внутрь, взволновано осматриваясь при этом по сторонам. — Иди к себе в комнату и ложись спать, — она мне велит, а я понимаю, что стрелки часов давно уже указывают за десять вечера, что значит… Она совсем забыла, что выгнала меня на улицу.