Не только апельсины

– Наше время грядет, – говорила она каждую зиму и каждую зиму покупала новое пальто. – А когда еще я могу себе его позволить? Люди теперь живут дольше и не хотят большой шумихи под конец, – она качала головой. – Нет, бизнес уже не тот, что раньше.

Иногда она приезжала к нам погостить и привозила с собой проволоки, губки и каталоги.

– Забавно, что люди всегда хотят одно и то же. Никто ничего интересного не хочет, хотя однажды я изготовила скрипку из гвоздика для мужа одной музыкантши.

Мама сочувственно кивала.

– А вот у королевы Виктории были те еще похороны!

Она вытащила шоколадное печенье прямо из основания горки.

– Конечно, я тогда была совсем маленькая, но моя мама… она до костей пальцы стерла, изготавливая венки. И какие тогда были венки! Сердца и стяги, короны, семейные гербы! Только посмотрите, они до сих пор у меня в каталоге. – Раскрыв альбом, она показывала нам выцветшие страницы. – Но никому они не нужны.

Она вытащила еще печенье.

– Кресты! – горько сказала она. – Кроме крестов я ничего больше уже и не делаю. Для женщины моих талантов это унизительно.

– А для свадеб вы делать не можете? – спросила я.

– Свадеб? – фыркнула она. – Зачем мне свадьбы?

– Будет чуть разнообразнее, – предположила я.

– А что, по-твоему, на свадьбы хотят? – вскинулась она.

Я не знала, я ни разу не была на свадьбе. Она сверкнула на меня глазами.

– Кресты, – сказала она, доливая себе чаю.

В тот уик-энд, когда мы все собрались в Моркаме на кутеж Общества, та женщина тоже приехала.

– Получила крупный контракт, – объяснила она нам.

По всей видимости, в соседней школе-пансионе случилась эпидемия. Многие ученики покинули этот мир, и, разумеется, родителям понадобились венки.

– Школа хочет две теннисные ракетки в своих традиционных цветах – в дань уважения. Я использую мимозу и розы, это очень трудно, но так интересно!

– Значит, деньги пойдут во благо, так? – сказала мама.

– Оплатят мою ванную комнату. Женщина моих дарований без ванной – просто скандал!

Я спросила, можно ли ей помочь, и она ответила утвердительно, поэтому мы вместе пошли в оранжерею.

– Надень вот это. – Она дала мне перчатки без пальцев. – И начинай сортировать розы.

У нее самой руки были красные и в пятнах от пыльцы мимозы.

– Как по-твоему, что твоей маме понравилось бы? – спросила она для поддержания разговора.

– Ну что-нибудь роскошное, наверное. Думаю, ей понравилась бы Библия, открытая на Откровении.

– Что ж, посмотрим, – сказала женщина.

Мы с ней прекрасно ладили. Много лет спустя, когда мне понадобилась работа по субботам, она меня выручила. Она успела войти в дело с одним похоронным бюро, так что вместе они предлагали полный пакет по специальным расценкам.

– Конкуренция в этом бизнесе просто убийственная, – сказала она мне.

Партнерство получало много заказов, и обычно им требовались лишние руки. Я ходила помогать с обряжанием и косметикой. Поначалу я была очень неловкой. Я накладывала слишком много румян и размазывала белила на скулах.

– Прояви толику уважения, – говорила женщина, – у покойников тоже есть гордость.

У нас всегда был чек-лист с похоронными инструкциями, и скоро проходиться по нему стало моей обязанностью. Я совершала обходы, удостоверяясь, что у покойников есть все необходимое. Кто-то просил только молитвенник, или свою Библию, или обручальное кольцо, но некоторые были сущими цыганами; в гробы мы клали фотоальбомы, выходные платья, любимые книги, а однажды даже чей-то собственный роман: он был про неделю в телефонной будке с пижамой по имени Адольф Гитлер. Героиней была веревка, завязанная узлом.

– Бывают же люди, – удивилась женщина, когда его прочла.

Но мы все равно его положили. Мне это напомнило о Россетти, который бросил в могилу жены сборник своих стихов, а шесть лет спустя обратился к министру внутренних дел за разрешением их достать. Мне нравилась моя работа. Я многое узнала о породах дерева, о цветах, и мне нравилось натирать ручки гробов – в качестве завершающего штриха.

– У нас все самое лучшее, – с гордостью объявляла женщина.

В один год Общество проводило конференцию в нашем городе. Мама неделями устраивала кампании, чтобы народу пришло побольше. Мэй и Элис бросали приглашения в почтовые ящики, и мисс Джюсбери всеми правдами и неправдами уговорили играть на гобое. Это было открытое собрание, чтобы просветить и подбодрить новых членов. Единственным подходящим для него местом, которое мы смогли найти, оказался молельный зал секты рехавитов[38] на углу Инфант-стрит.

– По-твоему, нам можно? – озабоченно спросила Мэй.

– Не будем слишком привередничать, – ответила моя мама.

– Но есть ли в них святость? – не унималась миссис Уайт.

– Это Господу решать, – очень твердо сказала мама.

Миссис Уайт покраснела, и позднее мы видели, как она вычеркнула свое имя из списка волонтеров по булочкам.